Вне сезона (сборник). Василий Аксёнов

катера было мне не под силу.

      Скачков посмотрел на свое отражение в стекле ресторана, одернул пиджак и усмехнулся.

      «Ишь ты, обарахлился», – казалось, говорила его усмешка.

      Стекла ресторана полукругом выходили на нос теплохода. Я увидел там внутри Зину. Она сервировала столы к обеду. Я подмигнул ей. Она как-то смущенно улыбнулась и зыркнула в другую сторону. С другой стороны стеклянного полукруга в ресторан смотрели летчики – летный состав и техник-лейтенант. Мы пошли и столкнулись с ними на самом носу.

      – Осторожней надо ходить, – сказал старший по званию, капитан.

      – Виноват, – рассеянно произнес Скачков, и мы разошлись с летчиками.

      Я посмотрел теперь на Зину с другой стороны, с правого борта. Она шла с подносом между столиков, нарочно глядя прямо перед собой, не обращая внимания ни на нас, ни на летчиков. Она была черненькая, маленькая, вся какая-то обточенная, словно шахматная фигура. Я представил, как стучат там, за стеклом, ее каблучки и как тихо позванивают пустые фужеры на ее подносе. Она такая и есть – четкий стук и тихий звон.

      Да – нет, есть – нет, вот счет – спасибо, уберите руки – это четкий стук.

      А что в ней тихо звенит, я не знал. Такое сразу не увидишь.

      – Хорошая девчонка, – сказал Скачков. – Женись на ней.

      Я даже вздрогнул от неожиданности.

      – Да ты что?!

      – А что? Лучшие жены получаются из таких.

      – Из каких это таких? – спросил я.

      Скачков посмотрел мне в лицо и усмехнулся.

      – Из таких маленьких и четких.

      Ее четкость, понял я, для него не секрет, но знает ли он про звон?

      На корме мы снова увидели летчиков. Двое из них стояли обнявшись на фоне флага Северо-Западного речного пароходства, а третий наводил на резкость фотоаппарат. Мы остановились. Капитан опустил камеру и пробурчал:

      – Ну, проходите.

      – Делайте ваш снимок, – приятно улыбаясь, сказал Скачков.

      Он щелкнул, мы прошли.

      – Эй, зеленая рубашка! – позвали меня.

      Старший лейтенант протягивал мне камеру со словами:

      – Не можешь ли ты, друг, щелкнуть нас втроем?

      Чуть поспешней, чем надо это было сделать, я взял аппарат. Я увидел в видоискателе их всех троих. Теперь у меня была возможность рассмотреть их лица.

      Капитан был в возрасте Скачкова. Он хмурился, как бы давая мне понять: «Снимаешь? Снимай! Твое дело – только нажать затвор, и все. И можешь идти. Раз-два!»

      Старлей был помоложе его года на три. У него было лицо из тех, что называют «открытыми». Он щурил хитроватые глазки и, видимо, был очень доволен тем, как ловко он приспособил меня для этого дела.

      Техник-лейтенант был, наверное, моим ровесником. Он думал только о том, как он получится, и весь одеревянел под объективом.

      – Внимание, – сказал я.

      Летчики приосанились. Эти славные ребята понимали эначение фотографии.

      – Пятки вместе, носки врозь, – тихо сказал за моей