Насмешки богов, или три недели разлуки. Никита Каховка

молнии и разносился раскат грома.

      – Что вы делаете? – кричал Рим, наблюдая, как на Земле два человека гнут к земле дерево. – Ведь оно живое! Оно гореть не будет! Вы его просто так уничтожаете! Из личной прихоти.

      Некогда скучавший толстяк таковым теперь не был абсолютно. Он настолько возмутился, что даже грозил себе под ноги кулаком. К этим возмущениям не остался равнодушным и Канн. Напротив, заинтригованный поведением брата, он оставил свои дела и, проследив за взглядом толстяка, щелкнул пальцами и повернулся к экрану.

      – О-о, негодяи! Мерзавцы! – сказал Канн, когда понял в чем дело, искоса поглядывая на Рима. – И нет на Земле на них управы. Несправедливо! И как это можно терпеть? Уничтожение живой природы прямо у нас на глазах!

      – Канн! Помолчи, – попросил Рим, о чем-то сосредоточенно думая.

      – Нет! Не могу понять, как ты это терпишь? – не унимался тот.

      – Я прошу тебя, помолчи, ты мне мешаешь! – сказал толстяк, поправляя золотой венок.

      – Конечно, как ска…

      Канн не договорил. И если секунду назад он мысленно интересовался, что предпримет Рим в отношении двух любителей природы, то теперь, сдвинув к кончику носа глаза, он задумался над тем, как оказалось во рту красное яблоко размером с кулак.

      По очереди перебирая худыми волосатыми руками вверх по стволу дерева, Васек и Семен настойчиво клонили его к земле. Молодой орех отчаянно сопротивлялся, видимо, не желая гибнуть. Но силы не были равны, и постепенно дерево клонилось к земле, изгибаясь дугой.

      – Давай! – кричал шепелявый. – Тяни!

      – Тяну! – отвечал, напрягая мышцы рук, Сема. – Сил нет! Говорил, надо выпить!

      – Заткнись! Фу-футь осталось!

      Крона ореха уже коснулась земли, как раз возле сумки, которую Семен оставил у костровой ямы. Одна из веток прошла под ручки этой сумки, и чем больше любители отдыха на природе клонили дерево, тем глубже заходила ветвь. Оставалось совсем чуть-чуть – и молодой орех с хрустом боли падет наземь, как вдруг над парнями закружил большой шмель. Заметив его, мужчины замерли, а шмель, покружив, сел на нос Василию.