Охота. М. А. Беннетт

вглядывалась в эти снимки, пытаясь понять, что же со мной не так, почему она решила уйти. Вроде бы я выглядела довольно симпатично. Вовсе не чудовище. Но, пережив худшую пору – грязные подгузники, ночные кормления, прорезывающиеся зубы, – мама все-таки решила, что материнство не для нее. Папа – вот видите, какой он хороший человек! – никогда, ни разу в жизни не сказал про нее плохого слова. Он рассуждает так: отцы все время бросают детей, и никто по этому поводу особо не возмущается, почему же к маме другое отношение? Вроде бы он прав, но все-таки – это действительно другое.

      Единственное, что мама дала мне (ладно, если не считать того, что она меня родила), – это Платье. Мама с папой познакомились, когда оба работали на студии «Элстри». Не над какой-нибудь классикой, это было нечто вроде «Дневника принцессы», только еще гаже, если такое бывает. Я стараюсь не вспоминать даже название. Бодяга про девицу, которая только под самый конец фильма обнаруживает, что она принцесса. Мама шила всевозможные наряды для принцессы, такой премерзкий диснеевский типаж. Зато у нее осталась красивая ткань и бисер, а маме уже недолго было до родов к тому времени, когда съемки закончились, и она уже знала, что будет девочка, вот и сшила это платье мне на вырост. Ведь правда трогательно? Было бы трогательно, если бы она продержалась не шестнадцать месяцев, а все шестнадцать лет. Теперь вы понимаете, почему папа шестнадцать лет отказывался от любой работы за рубежом и только теперь поехал наконец в командировку, когда я поступила в СВАШ. Уходя от нас, мама поручила папе хранить это платье, чтобы я надела его на выпускной в средней школе, перед переходом в старшие классы. Он так и сделал. И я надела его в последний раз в «Бювли». И знаете что? Подошло идеально.

      Вот ведь странно.

      Обычно я не очень тщеславлюсь своей внешностью (ну, по крайней мере, не слишком), но должна сказать, в тот вечер на выпускном я выглядела в этом платье классно. Папа сфотографировал меня и отправил снимок маме в Россию или где у нее тогда были съемки – это было еще летом, и пока что ответа мы не получили. Не очень-то и жду.

      Та же фотография висела на моей стене в Лайтфуте, и теперь я перевела взгляд на нее. Единственная фотография, где я не с папой. Тут я была вместе со своим классом на выпускном, перед тем как расстаться со школой. Вдесятером, обнявшись, широко раскрыв глаза, с улыбкой до ушей, мы все разом подпрыгнули. Каждый раз, как смотрела на этот снимок, чувствовала укол в сердце. Я так скучала по друзьям, так скучала. Даже не именно по этим друзьям, вообще – по тому, чтобы иметь друзей.

      Я обернулась к Эсме, на тот момент – самому близкому мне человеку в этом месте. Я подняла Платье, выставила его напоказ. Оно было прекрасно. Я была уверена: оно уместно даже для Средневековцев, даже в Лонгкроссе. Знаете, я же его на выпускной надела не из любви к маме и не потому, что тосковала по ней, все это чушь сентиментальная. Мне вообще-то на маму наплевать. Я надела его потому, что оно такое красивое. И сразу видно, что сшито на меня, – оно серебристо-серое, подчеркивает серебряные искры у меня в глазах, и спереди