Синдром Джека-потрошителя. Влада Ольховская

приглушенные восточные переливы.

      – Эй, есть здесь кто? – позвал он. – Анна, меня зовут Леонид, Сергей Аркадьевич должен был предупредить вас, что я приеду…

      Ответа не было, и это раздражало, злость плеснула в кровь еще адреналина. Тогда у него не было ни шанса догадаться, что он делает все именно так, как она и рассчитала. Он словно вернулся в ту ночь на шоссе, когда ему звонил Дима. Но теперь он был машиной, а Анна Солари – водителем, и она проверяла, будет ли автомобиль вести себя так, как ей угодно.

      Он лишь помнил, что не должен ничего ожидать, поэтому пошел на звук музыки. Поднявшись на второй этаж, Леон обнаружил, что там двери уже есть, но некоторые из них оставались открытыми. Окна в этой стороне выходили на запад, он приехал вечером, на закате, как и было велено, и комнаты были залиты солнечным светом.

      Леон, поначалу ослепленный им, увидел человеческий силуэт неподалеку от себя и решил, что это точно Анна – должна быть она, Пыреев сказал, что она живет одна.

      – Здравствуйте, Анна, я…

      Он осекся, сообразив, что собеседница его не поймет. Да она бы никого не поняла: перед ним стоял манекен. Качеством он был получше, чем одинаковые болванчики в магазинах, но на живого человека походил даже не этим, а удачно подобранным нарядом, париком и, главное, игрой света, не позволявшей мгновенно определить, что собеседник не моргает и не дышит.

      В этой комнате было полно манекенов, и все – женщины примерно одинакового роста и комплекции. Некоторые были одеты как самые обычные прохожие с улицы, наряды других отличались экстравагантностью, при виде которой японские подростки погибли бы от эстетического экстаза. Рядом с дамой в строгом костюме вполне могла стоять девица в балетной пачке, радужных чулках и пиджаке, стилизованном под гусарскую форму, однако в общем безумии зала это казалось вполне естественным. Манекены не просто стояли, они тут жили: сидели на подоконниках и за столом, танцевали, читали книги, и это причудливое общество добавляло атмосфере заброшенного дома нечто потустороннее.

      Еще один грамотный шаг со стороны Анны: взрослые не верят в мистику, но дети верят, и до их настоящей встречи она сумела докопаться до детского, самого основного мышления, пробудить ту часть его памяти.

      А потом, в соседней комнате, он наконец увидел ее.

      На огромном окне не было штор, и тяжелые рыжие лучи, густые, как дымка, врывались в комнату, заполняли все вокруг, очерчивали темный силуэт в воздухе и сливались с ним, становясь его частью. Анна, встречая его, не стояла и не сидела, она парила, невесомая и ненастоящая.

      Вот тогда, почувствовав, что он уже никогда этого не забудет, даже если очень захочет, Леон понял ее игру и усмехнулся. Он был раздражен – но и впечатлен. Шах и мат, нужно уметь проигрывать, и сейчас он вынужден был признать, что она влезла ему в голову еще до того, как он ее увидел и узнал.

      Теперь, смирившись с этим и пообещав себе со всем разобраться позже, когда он сможет снова просмотреть в памяти свой путь сюда, он наконец разглядел