Война на восходе. Мила Нокс

hasis>

      На пути к городу Китиле стояла деревенька, а на краю деревеньки – дом. Он пустовал много лет. Саманные стены обветшали, побелка и черепица осыпались, хмель оплел то, что осталось от забора. Разглядеть сараи для гусей за кущами теперь не удавалось.

      Дом был мертв.

      Но сегодня в нем горел огонек.

      Первые звезды зажглись над вершинами Карпат. Весна уже близко и скоро распустятся подснежники, но темнело пока еще рано.

      – Говорила, не надо было засиживаться, – проворчала женщина. Кутаясь в кожух, она брела по островкам хрусткого снега. – Ну, поздравили, попраздновали, и хватит. Зачем столько сидеть? Вон уже темно!

      – Богдана, успокойся, скоро придем, – отмахнулся мужчина. После череды рюмок ему стало жарко, и он стянул шапку, как и усатый дородный свояк, топающий сзади.

      – А если волки?

      Кудрявый мальчуган, плетущийся за Богданой, округлил глаза.

      – Ой, да какие волки!

      – Я же рассказывала про Марту!

      – Ну, выскочил на нее волк, подумаешь. С кем не бывало. Спички носи с собой, да и все. Не съел же.

      – Карпаты рядом! Лес как-никак! Чего там только не водится… И волки, и шакалы, и…

      С горных склонов донесся вой. Звук перекатывался по долинам, наливаясь холодом. Мальчишка подвинулся к матери. Впервые ночью он был так далеко от дома. Ему казалось, они идут вечность, хотя от Китилы до Яломицы всего час хода.

      – Ну, хватит. – Мужчина махнул рукой. – Вон уже дворы.

      Из мрака выступили первые дома Яломицы, а по правую сторону затемнели верхушки курганов – древних могильников, оставленных даками тысячи лет назад. Ветра до сих пор не стерли напоминание о том, что там, под холмами, лежат царственные мертвецы и их жены.

      При виде курганов Богдана поежилась. Потянулась к вороту, чтобы сжать деревянный крестик, спрятанный под кожухом. А тут еще проклятый дом на пути. Она всегда отворачивалась, когда ходила в Китилу, но, если отправляешься в город, хочешь не хочешь, а придется по пути обогнуть это скверное место.

      Мужчина зевнул, почесал затылок и обернулся:

      – Ну, не устал?

      Мальчик не ответил.

      – Дануц!

      – Свет.

      – Чего?

      – В окошке свет.

      Мальчик указал на дом, стоявший в отдалении от других, – между черных скелетов деревьев белела обшарпанная хата. Мужчина хмыкнул и прищурился.

      – Ба! Точно! Хе, небось какая-то малышня залезла. Идиоты, а! Ты смотри не лазь, – он обратился к мальчишке, – слышал?

      Дануц охотно кивнул.

      – Нехороший то домик.

      – Хватит! – поежилась Богдана.

      Тут их нагнал отдувающийся свояк.

      – Чего, говоришь, нехороший?

      – Дом.

      – А, этот, с краю?

      – Ага. Жила там одна семейка, как их… Лазаряну, что ль? Мужик забулдыга был тот еще, да погуливал, а потом…

      – Хватит! – оборвала его Богдана. – Не надо на ночь такое рассказывать.

      – Да-a, и поколачивал ее вдобавок… Ну а потом, как Лазаряну рассказывал, пришел после работы – двери открыты, ужин на столе, а жена куда-то запропала. Так и не нашлась! Всякое говорили, мужика того проверяли, мало ли, лишку дал сгоряча…

      – И чего?

      Сонные глаза свояка заблестели. В маленьких деревнях такие истории любили больше, чем жен: только дай опрокинуть стакан-другой, и начнутся мистические толки: там слышали, тут видели.

      – В том и дело – ничего! Но потом…

      – Сорин!

      Сорин сделал пару шагов по хрусткому снегу и продолжил:

      – В общем, нашли того мужика только через неделю. Думали, в запое. С работы пришли, а он лежит на заднем дворе. Синий. И куры все глаза уже выклевали.

      Богдана возмущенно зароптала. Дануц споткнулся, засмотревшись на огонек. Вон как мерцает: то скроется за черным кружевом старого сада, то вновь запляшет. Дальний, странный.

      «Это свечка, – понял он. – Интересно, кто ее зажег?»

      Мальчишка вспомнил, как поп держал мерцающую свечу на похоронах бабушки. Как в ночь на Пасху целый рой огоньков, словно слетевшиеся светляки, освещал церквушку. В свечках есть что-то таинственное.

      Дануц мелко задрожал, но не от холода.

      Мужчины тем временем переговаривались:

      – И кто это его?

      – Да неизвестно. Вся деревня голову ломала. Чего только не болтали! Но не выяснили. Забросали Лазаряну землей и забыли. Детей у них не было, она вроде как… ну, не могла. Это был третий ее мужик, остальные спились. А потом всякие страхи твориться там начали…

      Дом приближался. Все четверо поглядывали на огонек. В суеверной тишине каждый шаг по скрипучему снегу раздавался выстрелом, и Богдана сжала крестик крепче.

      – Чего там?

      – Через пару недель после похорон сосед