Вся история Фролова, советского вампира. Александр Семёнович Слепаков

просто забрался с бабой в пустой дом через окно. Скорее всего, так и есть.

      Женщина не просыпалась, он не мог удержаться и всё время косился на неё.

      – Кто такая? – спросил он.

      – Не знаю, – ответил мужик, – на реке познакомился. Её нельзя будить, если сейчас проснётся – заболеет.

      – Что?! – опять зацедил Петров. – Кровь у неё пил?

      – Да вы что?! Какую кровь?

      – Такую кровь! Как у моей Нинки. Так ты её ещё и того в придачу!

      – Я твою Нинку в глаза не видел.

      – Врёшь, с**а, – не поверил Петров.

      – Зачем бы я врал?

      – А шоб я тебя не прибил!

      – А ты прибей меня, я слова не скажу, – неожиданно предложил мужик, как будто перспектива быть прибитым совсем его не обеспокоила.

      – А ты правда Фролов? – спросил Сердюков. – Что-то не похож.

      – Я – не тот, – настаивал мужик.

      – А кто? – спросил участковый.

      – Дайте одеться, – мужик поднял лежащую на полу рубашку.

      «Вроде и правда не он, – подумал участковый, – уж больно не похож, совсем другой человек».

      Женщина вздохнула во сне, положила руку себе между ног, слегка придавила и тихо застонала. Но не проснулась. Пальцы её медленно двигались. Она стала часто дышать, губы её приоткрылись, и зубы сияли в темноте, как будто фосфоресцировали. Она чуть отодвинула согнутую в колене ногу, как будто облегчая себе доступ.

      Участковый, как и Петров и Сердюков, смотрел на неё, остолбенев во всех смыслах этого слова, включая состояние члена.

      Мужик, назвавший себя Фроловым, даже не перескочил, а как-то жутко неправдоподобно передвинулся, как переехал, довольно далеко по комнате к стулу, стоящему у окна, и стал натягивать трусы. От этого передвижения, совсем не человеческого, почему-то стало вообще невозможно терпеть, все трое почувствовали почти боль в натянутых до предела, просто окаменевших членах.

      – Вы только на минуту выйдите, а то, пока вы смотрите, я уйти не могу, – пробормотал мужик, выдающий себя за Фролова, – а через секунду вернётесь, меня не будет, а она останется.

      На мужиков накатило затмение рассудка. Сейчас он уйдёт, а она останется. Вот сейчас. На всех троих её хватит, ещё ей мало будет. Они послушно вышли из комнаты. Но тут же опомнились и бросились обратно.

      В комнате никого не было. Участковый включил свет. Кровать была аккуратно застелена, никаких следов, что на ней кто-то лежал или даже сидел. А больше всего поразил запах. В комнате явно пахло теперь пылью и чем-то кислым. Участковый вспомнил этот запах, который был здесь, когда он приходил опечатывать. Запах жилища больного неопрятного мужика.

      Они стояли посредине комнаты. У двоих из троих хмель вышел окончательно. Третий, наоборот, чувствовал себя как пьяный. Милиционер и два народных дружинника. У всех троих болели и ныли яйца. Все трое были прибиты страхом. Все трое молчали, сказать было совершенно нечего.

      Так в молчании они вышли из дома. В молчании дошли до отделения.

      – Ну… мы… пойдём… – пробормотал Сердюков.

      – Повязки снимите, – буркнул участковый.

      Назавтра Сердюков