Вся история Фролова, советского вампира. Александр Семёнович Слепаков

не пугался вообще никогда. Её лицо менялось, оно стало бледным мертвенной болезненной бледностью. Губы тоже бледные, синеватого оттенка. Кожа под глазами потемнела, на лбу выступили капельки пота. Ранки на шее не кровоточили, но и не подсохли, как это обычно бывает, а блестели влажным содержанием. Что с ней происходило – он не понимал. Но видно было, что состояние её ухудшается прямо на глазах. Давление и температура – невозможные у живого человека.

      – Что-то ты мне, Нина, не нравишься, – успел сказать фельдшер. – Я тебе сейчас укол сделаю и бегу в Багаевку звонить!

      Про Багаевку Нина уже не услышала, она потеряла сознание. Забрала её скорая помощь на сигнале. По-хорошему и фельдшера следовало забрать вместе с ней, потому что состояние его было, наверное, предынфарктное. Но места в скорой помощи для фельдшера не оказалось, там был свой фельдшер.

      Нинку погрузили в бессознательном состоянии в машину, подключили к ней капельницу и повезли. И то ли капельница подействовала, то ли скорую хорошо протрясло на ухабах, то ли молодость взяла своё, но Нинка пришла в себя ещё до того, как её доставили в районную больницу. Измерили давление, и оно оказалось 120 на 80. Пульс 60 ударов в минуту. Температура тела 36,6. На щеках нежный девичий румянец. Хоть вези немедленно обратно. Перед такой загадкой научного характера врачи были в недоумении, но разгадку её искали не в сложных физиологических процессах, происходивших в молодом женском теле, а больше грешили на фельдшера, который не испытывал ненависти к спиртным напиткам. И хотя погрузили её в скорую помощь в бессознательном состоянии, но мало ли от чего в нежном женском организме происходит обморок. И температура 29,7 градуса, и давление 46 на 32 были восприняты как игра фельдшерского воображения.

      Между тем и фельдшер пришёл в себя. Не очень он понимал, из-за чего так сильно перепугался: ну упала женщина в обморок, он и не такое видел в жизни. Ну, ранки две на шее – может, она на вилы в темноте наткнулась или об какие-то ветки поцарапалась, или это и правда какая-то от гусеницы аллергия.

      Но к вечеру страх вернулся. Он всё-таки был опытным фельдшером и понимал, что ни вилы её не царапали, ни на ветки она не натыкалась, а две маленькие влажные ранки стояли у него перед глазами, и веяло от них какой-то жутью. Человек на его глазах умирал. И умирал он от этих ранок. Такое предположение быстро превратилось в уверенность, которая основывалась не на аргументах, а на каких-то древних инстинктах. Фельдшер был простым деревенским мужиком. Вырос и воспитался на земле. И все его древние инстинкты были, так сказать, при нём.

      В первых сумерках, когда молодайка Петрова засыпала в кровати, оставленная на всякий случай под наблюдением в Багаевской районной больнице, фельдшер сидел в беседочке у комбайнёра Трифонова, закусывал водку нежнейшим салом, в бутылке оставалось немного, но ждала вторая в холодке. Тогда-то в беседе с комбайнёром, рассказывая ему всё это, фельдшер признался, и прежде всего – самому себе, что он увидел и что это было. Тогда же и прозвучало в первый раз слово «вампир». Слово городское – не деревенское. Но фельдшер был всё-таки почти