Тринадцать подвигов Шишкина. Олег Петров

Или Царевна. Вот сидит там, в чмаровской темнице или – какая разница! – светлице, поглядывает, милая, в окошечко, а тут и он – на белом коне!..

      Кстати, о коне… Автобусом уехать или папан увезёт? Ежели б папан, то уж совершенно в строку – белая «Волга»… Не-е… Папану – некогда, про какое-то совещание трындел… Есть, правда, ещё один «белый» вариант – «персоналка» маман. Но заявиться на деревню в карете бывшей «скорой помощи»… Ага! И ещё чтобы на носилках из неё вынесли…»

      Так и закончилась, в общем-то, первая наша история про Шишкина-младшего. Настырен оказался в своём устремлении свежеиспечённый педагог. И кто бы чего бы ни говорил, но на скрижалях истории добровольная ссылка урбанизированного юноши в село Чмарово конечно же будет высечена золотыми буквами, как первый подвиг главного героя нашего эпоса Шишкина Александра.

      Подвиг второй

      Чудесное явление народу, или Жертвенная смычка города и деревни

      Мы товарищи и братья —

      Я – рабочий,

      Ты – мужик!

      Наши грозные объятья

      Смерть и гибель для владык!

Никифор Тихомиров («Красная газета», Петроград, 1919 г.)

1

      На Чмарово обрушилось чудо. Точнее, два чуда. Одно за другим.

      В субботу, двадцатого августа, пропылённый и угарно чадящий выхлопными газами рейсовый «ЛАЗ» страдальчески протрубил тормозами у сложенной из силикатного кирпича конуры конечной остановки и исторг из чрева, в числе двух десятков пассажиров-аборигенов, мотавшихся в областной центр по всяким своим надобностям, некоего чужака.

      Чужак был стопроцентным. Всё его обличье попросту кричало об этом. Чмаровские бабы, а из города обратно в родное село они одни и катили с ребятнёй, – приодеть-приобуть на новый учебный год-то надобно, – за несколько часов дороги разглядели попутчика подробно.

      Молодой, годков двадцати пяти. На воробья повадками похож, особливо когда поначалу головой крутил, пейзажи за окном разглядывая. На воробья-то похож, но покрупнее будет, не дрищ задохликовый. А вот личико бледное, и всё на нём какое-то мелковатое: глазки маленькие, нос – острым клювиком, рот – куриной гузкой. Суетливый – эка ручонками и ножонками сучил, на сиденье елозя. Но сморило птичку быстро – через полчасика замоталась головёнка по спинке сиденья, затрепыхалась нижняя губёнка в сопении; даже пузыря пустил, отчего ребятня в автобусе прыснула, тут же заработав от мамок подзатыльники. И гардеробчик-то, отметили бабы, какой-то не такой, опять же объёмистая сумка-баул невиданная. А уж когда он, ступив на чмаровскую землю, спросил, где можно найти директора школы, – последние сомнения исчезли. Не нашенский – говорок-то окающий-гхакающий. Вот, поди ж ты, какого только народу по сибирским весям ни осело, откуль только ни переселились, а одно сибиряка с волжанином не спуташь, а уж с акающим москвичом и подавно.

      – …А кличут ево Сергеем Ляксандровичом, – доверительно известила товарок баба Мотя. – Ажно из Анмавира прикатил!

      – Это где ж такой город-то? – качая головой, спросила баба Дуся Анчуткина.

      – Э-э-э, а ишшо в школе кашеваришь! –