Вахта. Степан Зозулин

неразумным ребенком. Нужно же как-то реагировать на его мягкое вмешательство; а когда вмешательство бывает чересчур мягким, ты сам мякнешь и уже ни на что не годишься со своими ухищрениями и притянутыми силком мыслями.

      Нет, никакой не следователь.

      – Вы о чем? – переспросил я, стремясь не сдать сразу игру.

      – Андрей

      Да, вот так просто.

      – Зачем Вы пытаетесь выгородить нападавших?

      Кажется, после этого вопроса я поплыл. А он заметил и надавил:

      – Есть свидетели, которые утверждают, что напали Вы, Андрей.

      Я посмотрел на него в упор.

      Разумеется, он и не подумал отвести взгляд.

      Тогда я не выдержал и подхватил его под локоть. Мы проходили мимо телевизора. Там собрались, кажется, все ходячие. Головы отвернулись от экрана и теперь разглядывали странную картину. Я тянул, а он стоял на месте, неподвижный.

      Посмотрел на мою руку, и я отстранился.

      – Пойдёмте, здесь громкий телевизор. – Сказал ему, как ни в чем не бывало.

      Возле лифтов нашёлся удобный закуток. Он сел на подоконник и сложил руки на коленях. Изредка по делам пробегали медсестры. Всякий раз здоровались с ним, и я окончательно уверился, что он здесь работает.

      Отсюда же и интерес к моему избиению.

      Отпираться было глупо, и я рассказывал всё. Куратор слушал внимательно и направлял разговор с той же мягкостью. Когда я стопорился или путался в деталях, он поддакивал и играл на меня. По мелочи, но этого хватало, чтобы симпатия разрасталась до циклопических размеров.

      Он видел меня насквозь, а именно от себя настоящего я и спасался в разговорах с соседями по палате. Поэтому при появлении человека, который мог так запросто считывать мою судьбу, почувствовал всю слабость положения. И встал на задние лапки. Это была особая симпатия с душком, которая ещё не раз давала о себе знать в дальнейшем.

      Когда договорили, куратор проводил меня до палаты. Перед дверью придержал.

      – Не грусти, – сказал он.

      Ушел.

      Я уселся на койку. Всё ещё под впечатлением. Не знал, чем себя занять.

      Сосед это заметил и сказал:

      – Хороший у тебя старик.

      – А? – Задумавшись, не сразу догадался, что обратились ко мне.

      – Твой отец.

      – Он мне не отец, – возразил я.

      Сосед, кажется, терял интерес. Только удивился:

      – Странно, – сказал. – А чего ж тогда высиживал всё время, когда тебя только привезли? Разговаривал, что-то рассказывал.

      Остальные прислушались.

      – Чудак! – Подытожил сосед.

      И остальные хмыкнули, соглашаясь.

      Вот такой был мой старик!

      #3

      Теперь становился мифической фигурой, сотканной из противоречий.

      Во-первых, изоляция сделала его желанным гостем. В то же время я боялся и помыслить о его приезде, чувствуя, что в его силах запустить остановившиеся часы.

      Во-вторых,