Месторождение №3. Колыбельная. Елена Ильшатовна Ахметова

остаточно подхихикивающими (или, в Тайкином случае, полаивающими) и даже взаимно довольными.

      Магистрали там, строго говоря, уже не было. Трубопроводы разобрали, траншею засыпали, и только никому не нужная бытовка с выбитыми стеклами и погнутой стеной обозначала место, где планировалась постройка второй по значимости системы магоснабжения в стране.

      Но тоска на меня накатила не поэтому, а бессильная злоба и вовсе не относилась к числу эмоций, вызываемых заброшенной стройкой.

      – Уже здесь? – спросил Лют, будто уловив перемену моего настроения.

      В последнее время подобная чуткость не вызывала у меня ничего, кроме подозрительности, и я молча заломила бровь.

      – Я ее не слышу, – сказал особист. – Драконессу. А ты улавливаешь ее настроение уже на этом расстоянии?

      Переварив его вопрос, я нахмурилась. Кажется, в прошлый мой визит на магистраль я «услышала» Третью только у самой траншеи, а бытовка стояла ближе к госпиталю…

      – Она злится все сильнее, – осторожно сформулировала я.

      Но Лют, к счастью, не относился к числу тех, кто считал, что драконье горе я выдумала для пущей драматичности.

      – Ты говорила, что связь двухсторонняя, – сказал особист, вместе со мной шагая к центру месторождения. Судя по неунывающему виду, он действительно ничего не чувствовал. – Сможешь попытаться ее как-то… ну, утешить?

      Я недоверчиво посмотрела на него снизу вверх. Тайка, поджав хвост, доверчиво прислонилась ко мне меховым боком.

      – Мы все еще говорим о многотонной ящерице, живущей сотни тысяч лет. Как считаешь, с какой скоростью она думает? Мои увещевания ей покажутся комариным писком, – неуверенно хмыкнула я.

      Это уже не говоря о том, что мне самой чертовски хотелось бы, чтобы меня кто-нибудь утешил. Два горя плохо уживаются рядом: каждый хочет говорить о своем, а не сочувствовать чужому.

      – Но попытаться-то ты можешь? – с еле слышным нажимом поинтересовался Лют.

      Я растерянно пожала плечами и остановилась.

      Раз я ее слышала даже отсюда – значит, и она меня услышит. Незачем идти дальше.

      Только вот что я могла ей «сказать»? «Мне очень жаль» – плохо перекладывается на язык эмоций. «Мне стыдно за свое невежество и грустно из-за того, что оно причинило тебе боль» – уже ближе, но вряд ли способно кого-то успокоить.

      Разве что… я уселась в ближайший сугроб, обняла Тайку и, зажмурившись, уткнулась носом ей в холку. Почти полтора месяца назад – полторы вечности назад – эта жизнерадостная рыжая девочка стала единственным, ради чего я хваталась за реальность и искала способ выбраться, вернуться и жить дальше, несмотря ни на что. Я была не одна, я была нужна ей, и это меня спасло.

      Ответственность за кого-то.

      Третья тоже была не одна. Первая значила для нее много – если вообще не все на свете – и с ее гибелью мир стал тусклее, тоскливей, но здесь все еще оставались Второй, Четвертый и Пятый. С ними Третью связывали точно такие же узы, и она была для них тем же, чем Первая – для нее.

      …но