Месторождение №3. Колыбельная. Елена Ильшатовна Ахметова

в массы…

      – Речь Первой Дамы о чистоте нравов, – благожелательным тоном сообщила я.

      Беляне я бы ни за что не призналась, но… это было бы нечестно. По отношению к Люту – в первую очередь. Меня ведь, по большому счету, не волновало даже, он или Радим – просто хотелось, чтобы место моего любовника было прочно занято. Чтобы Найдену было некуда возвращаться. Чтобы мне и в голову не приходило, что я хочу, чтобы он вернулся.

      Того Найдена, к которому я так привязалась, в суровой правдивой реальности не существовало. А настоящего я никогда не любила.

      Нужно было как-то донести эту светлую мысль до своего подсознания, наполнившегося идиотской женской гордостью из-за простого «я так соскучился». Но прибегать ради правильной расстановки приоритетов к сексу с хорошим другом, рискуя испортить отношения не только с ним, но и со всеми окружающими, отчего-то твердо уверенными, что их касается моя личная жизнь…

      Не потому ли Лют буксовал на месте весь месяц, что его одолевали те же сомнения?

      – Судя по вчерашней ночи, должного внимания речи ты не уделила, – цинично хмыкнула излишне наблюдательная особистка, но тему, к моему облегчению, свернула.

      А сомнения оказались запоздалыми.

      Наутро вместо Люта в купол постучался незнакомый мне агент.

      Я быстро оценила, насколько комфортно, на самом деле, было с Лютом. Да, он мог язвить часами, постоянно приставал с вопросами – от идиотских до гениальных – ко всем окружающим, не имел никакого представления о границах дозволенного и пугал всех подчиненных до досадных конфузов со штанами. Но в первую очередь Лют был мне другом, и только потом – конвоиром.

      Велерад Душанович, словно в противовес, не разговаривал вообще. Все, что я услышала от него за день, сводилось к короткому сообщению в духе: «Я заменяю Люта Андреевича», не объяснявшему ничего, и целым двум «здравствуйте»: одно – мне, одно – Алевтине Станиславовне и Дарине. Вдобавок он не отставал ни на шаг; даже в туалет приходилось чуть ли не отпрашиваться – и то, у меня создалось стойкое впечатление, что под дверью дамской комнаты доблестный особист дежурил с секундомером, чтобы времени хватило ровно на естественные надобности и ни один мой контакт не прошел незамеченным. Вырвавшиеся у меня нервные шуточки на тему перестукиваний в туалетных кабинках агент встретил ничего не выражающей физиономией.

      Впервые за весь месяц я ощутила, что и в самом деле ограничена в свободе перемещения и постоянно нахожусь под конвоем.

      К тому же спрашивать что-либо о Люте было бесполезно. Беляна провела весь вечер и ночь в моем доме и ничего не знала о внезапных кадровых перестановках, а Велерад Душанович попросту игнорировал мои вопросы – видимо, чтобы не пришлось записывать разговор в обязательный ежедневный отчет.

      Надо же было расколотить переговорник!

      К счастью, я знала одно надежное средство от душевных терзаний и нервов: работа.

      Лаборатория, в которой редко задерживалось больше трех-четырех крыс, внезапно превратилась