Русский фронтир (сборник). Александр Тюрин

то уже сказали лишнего, встречал во дворце земные делегации – и рубил контакты один за другим. Вот не нравились они ему. А нас по сей день обвиняют, что мы задурили туземцам головы… Местные неплохо рассорили нас с остальным миром. Не исключено, что вполне осознанно. Чтобы мы уже не могли отыграть назад.

      Ну, испортить репутацию России невозможно, она и так в принципе отсутствует с тех пор, как мы переформатировались в империю. Когда я объяснил Тунгусу, что русских скорее побаиваются, чем уважают, а в целом просто не любят, и ему надо это учитывать, вождь равнодушно сказал: чего тут учитывать, сам такой. Поглядел на меня сверху вниз и добавил: то, что вы зовете «внешней политикой», вообще глупость. У нас тут не бывает внешней политики, только внешняя торговля. И еще долг, смысл которого – собирать народы воедино, ибо вместе мы сможем больше.

      И никакой, заметьте, болтовни об исторической миссии династии Ун. Никакой мании величия. Тунгус и так великий, по должности, куда ему еще маньячить.

      По-настоящему вождь нас зауважал, когда мы не сбежали от эпидемии. До того момента он еще подумывал о России в категориях стратегических, как о сильном игроке, под которого надо так хитро лечь, чтобы осталось непонятно, кто кого поимел.

      А тут он просто убедился, что мы не дерьмо.

      Кстати, наших летчиков вождь знает и отличает еще с первой высадки. Чернецкий предлагал его прокатить на конвертоплане, пока полковник не видит, а Тунгус говорит: «Лет двадцать назад я бы с радостью, а теперь не могу себе позволить. У меня народ, за который я отвечаю. Вот ты упадешь – и что тогда?..»

      Покойный Леша Сорочкин вспоминал, что сломал половину головы и подвесил транслятор, пытаясь разгадать, в чем подвох и чего он не понял, – настолько по-земному прозвучала эта фраза.

      Лингвиста Сорочкина великий вождь тоже хорошо знал…

      – А-а, это вы, Русаков… – сказал полковник. – Не заметил.

      И даже руку мне пожал, счастье-то какое.

      – Вас здесь не стояло, – на всякий случай уточнил он.

      – Еще как стояло. Я передал экипажам одобрение и пожелание удачи от великого вождя Унгусмана.

      – Вот же хитрый папуас! Нет, он прекрасный дядька, я ничего такого… но сволочь редкая.

      – Это мы оставим за скобками, с вашего позволения. Что же касается любезного капитана… да и всех присутствующих. Кажется очевидным, что в случае провала нашей затеи…

      – Нашей?! – полковник сделал большие глаза.

      – Представьте себе, да. В случае провала она будет объявлена безответственной выходкой сводного летного отряда. В случае же успеха мы имеем план операции, дерзкий и решительный, оформленный вашим штабом во всех подробностях, доведенный своевременно… и так далее. И мое скромное «Ознакомлен» на этом плане тоже будет.

      – Ваш-то какой интерес лезть в наши игры… гражданин Русаков?

      Я чувствовал, как летчики буравят мою спину недобрыми глазами. Чернецкий явно призадумался, не