Рассказы. Александр Плоткин

из лагерей вернулась. Дали ей квартиру в Москве. Я потом к ней прописалась. Тоже мне в милиции помогли. И работу помогли в Москве найти. Я учительницей географии двадцать лет в школе отработала. Я в милиции могу о чем хочешь попросить! Ты, если что нужно, скажи. Я тебе помогу. Я вот тут в Ирландию съездила, на родину предков. По обмену послали меня от Московского собачьего клуба. Я ж у них заместитель председателя секции ирландских сеттеров. Это очень хорошие собаки, они очень хорошо к человеку относятся. И я тебе скажу, коммунисты были самая лучшая власть. При них и еда у всех была, и порядок был. А демократия эта – ерунда, извини за выражение, только для воров хорошо, а человеку она ничего не даёт. А, пришли. Ох, какая у тебя квартира удобная! И соседи мы c тобой из ближних подъездов. Слушай, это и для здоровья полезно! Если хочешь, давай с тобой жить.

      Хочешь жить – живи

      Первый сосед взял жену из Домодедово. Незадолго до этого он получил комнату в двухкомнатной коммуналке и московскую прописку, так что брак давал супруге преимущества, о которых он не уставал напоминать.

      – Не, а мине не надо, – начинал он, загораживая жене узкий проход в девятиметровой комнате, заставленной шкафом с резьбой, круглым столом и железной кроватью с никелированными прутьями и пуховой периной, – хочешь жить – живи!

      – Да что ты, Миш, все кричишь, кричишь, шел бы, право, лучше спать, завтра снова вставать, – с деланным смирением и даже как будто с зевком отвечала супруга, пятясь к кровати и отводя в сторону сверлящие круглые глаза.

      Оба служили в военизированной охране и рано вышли на пенсию. От службы у него остались валенки, рукавицы с указательным пальцем для стрельбы и пропахшая горьким табаком черная шинель с зелеными петлицами. У нее была синяя женская гимнастерка с подворотничками и офицерский ремень с двумя рядами круглых дырок.

      – У, тюремнщица! – Наступал он – Мух!

      Междометие говорило, как сильно нужно ее ударить.

      – Ну, Миш, давай завтракать, – начинала она на утро семейным голосом и шипела в строну. – Черт болотнай, сука водяная! Чтоб те бог прибрал, враг!

      Мне было тринадцать лет, и я всегда жил в коммуналках. Соседи казались мне обязательной частью квартиры. Если бы их не было, я б спросил: «А где же тут соседи?»

      Выйдя ночью в трусах в туалет, я застал ее на кухне. Навалившись байковым халатом на покрытый липкой клеенкой кухонный стол, она хлюпала супом и стонала от наслаждения после каждой ложки: «Господи! Хорошо-то как! Одной поисть!»

      Сосед неожиданно выскакивал в коридор и совал моей матери в руки толстую книгу в картонном переплете:

      – Вот, видишь, читаю. Исторический роман.

      Это был, кажется, «Степан Разин» или «Кондратий Булавин».

      – Ну-ка, Мана, – обращался он к жене, – дай-ка я сяду, почитаю.

      – А садись, Миш, садись, почитай, – отвечала супруга, знавшая его приемы наизусть.

      Он надевал очки, открывал дверь