Носорог для Папы Римского. Лоуренс Норфолк

о дельфинах, которые живут в водах Эвксинского понта[29], – особых дельфинах, спины которых утыканы шипами, а прыгают они так высоко, что способны перепрыгивать даже через корабельные мачты; о гигантских морских черепахах; о слонах, что бредут по африканским просторам, ведомые звездами; об индийских ослах с одним рогом во лбу. Об их упрямстве и злобе. Он пытался представить себе, как они могут выглядеть, но понимал, что все эти мысленные картинки – ничто, обман. А братья, подстрекаемые Герхардом, исходили нетерпением. Они не понимали – да и как им было понять? Рано еще, всему свое время, думал он, слушая, как клепсидра моря отсчитывает часы и вымывает глину из-под останков церкви. Секунда – и утес еще немного осел, день – и прилив неторопливо отгрыз еще кусок.

      Когда штукатурка и побелка высохли, он собрал братьев. Двадцать девять пар глаз взирали на него со ступеней, а он стоял перед ними с указкой. Позади него, на свежевыбеленной стене, был нарисован круг с буквой «Т» внутри[30] – эта буква делила круг на три части. Он думал об их походах по острову, становившихся все более дальними, о делах островитян, в которых они начали принимать участие. Возможно, дальше они пойти не способны, возможно, это их предел. Но Узедом бросил им этот вызов, такой же, как бросили ему древние писания, буквы в которых были величиною с континенты, а призыв, в них содержащийся, звучал столь громогласно и многоязыко, что вряд ли человеческий слух мог его вынести. Настолько ли они любопытны, чтобы пойти за ним и далее, чтобы вообще идти вместе с ним? Двадцать девять озадаченных физиономий поворачивались вслед за его указкой, когда он сначала очертил круг, а потом по очереди показал на три сектора внутри его. Они ждали объяснений.

      – Это мир, – сказал отец Йорг.

      К северу лежал Рюген с его хаотично изрезанной береговой линией, бесконечными уступами, мысами и мысками, путаницей отмелей и заливчиков. На дальних утесах стояли наблюдатели – они вглядывались в волны и, завидев рыбьи косяки, вопили и жестами указывали на них рыбакам: «Туда, на запад, на запад!» Издали эти наблюдатели казались приплясывающей в воздухе мошкарой. Крошечные лодчонки огибали массивную шишку Штубница и плыли к мысу Аркона. Узедом же, с его ровными берегами, почти посередине разделенными мысом Винеты – или тем, что от него оставалось, с разрушенной церковью наверху, – лежал сейчас южнее. Плётц вытянул сети, Брюггеман привстал, чтобы помочь ему вывалить улов в лодку. Хозяин помалкивал и думал о чем-то своем. Сети снова отправились в воду. Ловили они возле Грайфсвальдера, в полулиге от Ойе. Сети летят за борт, шлепаются о воду, вздымаются брызги – это самый краткий, самый скромный ливень из морской воды.

      Последовательность все та же: сеть погружается, исчезает, тонет. Она отслеживает движения невидимого моря: закручивается, извивается, меняет очертания, следуя прихотливым глубинным завихрениям. Там, на глубине, действуют свои правила: теплые и холодные водные массы сталкиваются, переплетаются, останавливаются, поворачивают

29

…в водах Эвксинского понта… – Понт Эвксинский (букв. «Гостеприимное море») – древнегреческое название Черного моря.(Прим. Анны Блейз)

30

…круг с буквой «Т» внутри… – так называемая «географическая карта Т и О», или «orbis terrae» (лат. «шар земной»), тип средневековой карты мира, на которой обитаемый мир изображался в виде колеса, разделенного буквой Т (тау-крестом) на три приблизительно равные части (Европу, Азию и Африку). В центре карты располагался Иерусалим.(Прим. Анны Блейз)