Бывшие люди. Последние дни русской аристократии. Дуглас Смит

Софья Бобринская (в замужестве Уиттер (Witter)) – Соня.

      Реджинальд Уиттер, ее муж.

      Граф Алексей Бобринский – Алексей.

      Графиня Елена Бобринская.

      Дети Владимира Владимировича и Татьяны Голицыных

      Князь Александр Голицын – Александр.

      Дарья Кротова, его жена – Дарья.

      Княжна Елена Голицына – Елена.

      Княжна Ольга Голицына (в замужестве Урусова) – Ольга.

      Князь Петр Урусов, ее муж – Петр.

      Дети Елизаветы (Эли) и Владимира Трубецкого

      Князь Григорий Трубецкой – Гриша.

      Княжна Варвара Трубецкая – Варя.

      Княжна Александра Трубецкая – Татя.

      Князь Андрей Трубецкой – Андрей.

      Княжна Ирина Трубецкая – Ирина.

      Князь Владимир Трубецкой – Володя.

      Князь Сергей Трубецкой – Сергей.

      Князь Георгий Трубецкой – Георгий.

ИХ ПРАПРАВНУКИ

      Дети Владимира и Елены Голицыных (урожденной Шереметевой)

      Елена Голицына (в замужестве Трубецкая) – Елена.

      Андрей Трубецкой, ее муж.

      Михаил Голицын – Мишка.

      Илларион Голицын – Ларюшка.

      Пролог. Наугольный дом, Москва, 23 ноября 1918 года, поздний вечер

      Сиделка готовила свежую перевязку, когда в комнату ворвались чекисты. «Вы видите, что тут умирающий?» – спросила она и заступила дорогу вошедшим. Перед ними в полутьме лежал граф Сергей Дмитриевич Шереметев, старик семидесяти трех лет, бывший адъютант императора Александра III, член Государственного совета, обер-егермейстер, отпрыск одного из самых знатных аристократических родов России. Граф Сергей был при смерти: гангрена поднималась все выше по ногам, для спасения его жизни оставалось единственное средство – ампутация. Я. Х. Петерс, заместитель председателя ВЧК и один из инициаторов красного террора, провозглашенного в сентябре 1918 года после убийства Моисея Урицкого и неудачного покушения на Ленина, остался наблюдать за операцией, чтобы посмотреть, выживет ли человек, которого он пришел арестовать.

      В спальне графа Сергея в ту ночь лицом к лицу встретились две противостоявшие друг другу России: Россия будущего и Россия прошлого. На одной стороне был Петерс – молодой, сильный и вооруженный истовой верой в правоту своего дела, на другой – граф Шереметев, больной, слабый, поверженный и умирающий.

      Историю пишут победители и о победителях; литература о русской революции служит наглядным тому доказательством. Биографий Ленина на несколько порядков больше, чем биографий Николая II, книг о большевиках в сотни раз больше, нежели о меньшевиках. Занимаясь историей семейства Шереметевых и работая в 2006 году в Российской государственной библиотеке, я просмотрел многочисленные ящики с каталожными карточками, относящимися к разделу «Великая Октябрьская социалистическая революция» (каталог бывшей Ленинки был тогда еще не полностью доступен в интернете), и не нашел в них ничего о дворянстве. Удивившись, я спросил библиотекаря, отчего в каталоге не представлена эта тема. «Революция и дворянство? – поразилась она моему наивному вопросу. – Разумеется, ничего нет: революция не имеет никакого отношения к дворянству,