Опоздавшие к лету (сборник). Андрей Лазарчук

богу, все, подумал Петер. Но силен советник. Без бумажки, а как по писаному. Редкость по нынешним временам. Все так боятся оговориться, что перестают говорить совсем, а только пишут. И слава богу, что у него своя машина. Что-то мне не хочется сводить с ним дорожное знакомство – все равно придется, я знаю, но потом… но как неохота!

      – Мужики! – в свою очередь обратился он с речью к своим. – Маршрута я не знаю, все засекречено до этого самого, следуем за лидером. Так вот: следить за воздухом в восемь глаз. Тип самолета не разбирать, сразу давать команду: «Воздух!» – и из машины. Если есть кювет, то лучше всего в кювет. Нет кювета – отбегайте шагов на двадцать и – носом в землю. И не метаться. Вообще не шевелиться, пока все не закончится. Ясно?

      – А говорили, что у них авиации нет совсем, – сказал Шанур.

      – Кто говорил? – грустно спросил Петер.

      – В газетах писали, и по радио тоже было, – сказал Шанур, и Армант покивал – да, мол, он тоже слышал.

      – Ребята, – вздохнул Петер, – это вам просто очень наврали. У них такие штурмовики, что дай вам бог успеть навалить в штаны. Усекли? Тогда вперед.

      И они покатили.

      Сначала новички, повергнутые Петером в состояние особой настороженности, глазели в небо так, что стали навертываться облака. Потом они скисли и задремали, будить их Петер не стал, от полудремных наблюдателей толку было чуть. От наблюдателей вообще толку было немного, штурмовики, например, налетали на бреющем, и, чтобы хоть как-то среагировать, времени не оставалось, все решалось на уровне везения-невезения: попадет – не попадет… Очень высоко прошли три девятки тяжелых бомбовозов, но рассмотреть, свои это или чужие, нельзя было даже в телеобъектив. Конечно, тяжелые бомбить дорогу не будут, не за такой малостью их посылают, однако… Утреннее солнце стояло справа-сзади, значит едем на север, вдоль фронта, и до передовой здесь километров семьдесят-сто. Навстречу сплошным потоком шли грузовики, то с пехотой в кузовах, то крытые брезентом, то с ящиками, бочками, бревнами и вообще всем, что только можно перевозить на машинах; прошла и колонна этих самых новейших и секретных до безумия установок: многоосные трейлеры волоклись за танками, у которых вместо башен торчали какие-то непонятные фиговины, – и все под брезентом; говорили, что снаряд такой установки выжигает местность в радиусе километра. И перед колонной, и позади нее шло множество зенитных самоходок – наготове, с торчащими вверх стволами. Надо полагать, для штурмовиков эта колонна была бы крепким орешком – хотя и лакомым, конечно. И то, что их тащат днем…

      Потом встречные машины перестали попадаться. Это был плохой признак. Очень плохой. Это значило, что впереди что-то случилось, а что еще может случиться на рокадном шоссе, кроме…

      Передвижение замедлилось, а потом и вовсе прекратилось. Господин Гуннар Мархель нервно расхаживал возле машины, поглядывая на часы. Как ток, пробежало известие, что на перекресток впереди, километрах в двадцати