Западня для дурочки. Борис Дмитриевич Дрозд

ей удалось сквозь многочисленную толпу жаждущих прорваться в бар при гостинице «Европейская», – и там, получив у бармена свой коктейль, она около получаса всё никак не могла найти себе места. Но потом, совершенно неожиданно, ей предложил сесть на один с ним стул какой-то молодой, черноволосый, красивый иностранец, которого она сначала приняла за югослава, сносно говорившего по-русски. Оленьке его предложение показалось странным, и она хотела было отказаться, но потом подумала: «Как это всё же мило с его стороны!» – и согласилась. И выяснилось, что иностранец вовсе не югослав, а грузин, говоривший по-русски с большим акцентом и многочисленными неправильностями в произношении, ничуть не лучше иностранца. И этот его акцент и неправильности были так милы и смешны, что сразу понравились ей, расположили к нему. И ещё выяснилось то, что он даже не грузин, а ассириец и зовут его Бадри. И это уже заинтриговало Оленьку и даже восхитило; восхитило и имя его, которое она произносила несколько раз, переделывая его по-своему: «Ба-дри, Бо-дря», играя ещё и словами, помимо своей обычной, привычной игры с мужчинами; восхитило её и то, что он такой экзотической, древней национальности – настоящий иностранец! Ассириец все-таки, а не какой-нибудь югослав, а тем более грузин. Этот Бадри оказался мил, щедр, любезен, весел, очень смешлив; у него над верхней губой, в усах была розовая, не заросшая волосами ямочка, такая милая, что Оленьке захотелось поцеловать его в это место, и сидя с ним на одном стуле, она чувствовала волнение от его близости, от его какого-то очаровательного, как она потом узнала, турецкого одеколона; угадывала по его блестящим глазам, что он безумно желает её тела, и её пьянило ощущение своей силы и власти над мужчинами. И уж совсем её восхищало то, что Бадри не мог правильно выговорить её имя, а называл её смешно, с таким смешным акцентом – Олой. «Не Ола, а Оля», – поправляла она его. Но он, строя милую, смешную рожицу в попытке правильно произнести её имя, всё равно повторял: «О-ла!» – И она хохотала от души над этим милым и смешным Бадри. А уж когда подошёл приятель Бадри Нодар и спросил, куда он, Бадри, пойдет после окончания, когда закроется бар, и когда этот Бадри, вздохнув страдальчески, проговорил: «Пойду куда-нибуц з Олом», – уж как хохотала она тогда! И ямочка в его усах казалась ей ещё1 милее, сам он ещё оригинальнее и желаннее. «Не з Олом, а с Олей», – поправляла она его, но он упорно повторял: «Нет, з Олом».

      А уж когда в конце вечера она узнала, что Бадри остановился в «Европейской» как настоящий иностранец, то была просто очарована и на его предложение пойти к нему в гости в его номер, охотно согласилась. Это предложение не показалось ей предосудительным, но главное, ей не хотелось в этот вечер расставаться с милым, очаровательным Бадри, а хотелось продолжить ту игру, в которую она с ним играла.

      В его отдельном номере во втором этаже она ещё больше восхитилась и совершенно опьянела и от ковров, и от зеркал,