Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника. Андрей Борисович Соколов

в виду, под «этим королевством», Англия или Шотландия. Он уточнил, что Уэнтворт произнес слово «это» (this), а не «то» (that) королевство. По ходатайству Страффорда на процесс были приглашены другие члены совета, и никто из них, ни маркиз Хамильтон, ни епископ Джаксон, ни канцлер Казначейства Коттингтон, не подтвердили, что слышали их. Страффорд холодно поздравил Вейна с тем, что тот помнит слова точнее, «чем тот, кто их произнес, или любой, кто при этом присутствовал» [108, 349]. На возражения графа один из обвинителей, Глин, заметил, что хотя Вейн единственный, кто подтверждал эти слова, но «величайший из свидетелей», «глас народный» (‘vox populi’), всегда декларировал намерение Страффорда сокрушить английские свободы. Уэджвуд полагала, что Вейн не был лжецом, он по-своему понял слова Уэнтворта, произнесенные в горячке спора, совсем не так, как другие присутствовавшие лица. Если бы смысл слов был таков, как понял Вейн (и, конечно, Пим), они вряд ли забыли бы их. Неоднозначная роль королевских министров во время процесса Страффорда подтолкнула Хайда к рассуждению об английской конституции и Тайном совете: «Правда в том, что тонущая в отчаянных условиях монархия может удержаться на поверхности только с помощью благоразумного и твердого Совета, опирающегося на добродетель и активность короля; ее нельзя спасти и улучшить иначе, как сохраняя единство, достоинство и репутацию Совета. Всегда необходимо привлекать в Совет влиятельных [в парламенте] людей с достоинствами, способностями и качествами, подходящими для управления. Таких людей не может быть много. Привлечение их позволит учесть настроения в парламенте и избежать в будущем положения, при котором Совет дает губительные рекомендации королю» [7, I, 261]. Таким образом, Хайд осторожно вел речь о правительстве, опирающемся на доверие парламентариев.

      7 апреля обсуждались статьи, по которым Уэнтворт обвинялся во взыскании корабельных денег, а также в обложении дворянства Йоркшира незаконными сборами. 8 апреля суд вернулся к вопросу о намерении использовать ирландские войска, и вновь граф убедительно отверг это обвинение. 9 апреля утром Страффорд, будучи болен, ходатайствовал об однодневном перерыве. Обвинители заподозрили хитрость, но депутация, прибывшая в Тауэр, подтвердила, что он нездоров. В тот же день в палате общин Джон Рей воодушевлял слушателей призывами не останавливаться на полумерах. Используя в своей речи метафоры тела, он призывал идти до конца в деле Страффорда: «Лучший учитель, опыт, учил с давних пор: что не доведено до конца, приводит к печальным и достойным сожаления результатам. Конвульсии и боль, переживаемые сегодня Великобританией, показывают: не все дурные жидкости очищены, не все препятствия разрушены» [11, II, 743–744]. Но и осуждение Страффорда еще не конец; за ним должен последовать Лод, ибо «ежедневно его агенты подрывают основы нашей веры».

      10 апреля процесс возобновился, и в этот день произошел решительный поворот. Сторонникам Пима стало совершенно ясно, что перспектива осуждения Страффорда путем