Игромания. Сборник. Ирина Владимировна Ильфант

но я уже привыкла за свою жизнь и давно перестала это видеть и чувствовать. Перестала восхищаться, другие у меня заботы,– старушка подперла щеку рукой и задумчиво посмотрела в окно.

      Так и потекли весенние майские деньки. Степанида Тимофеевна была очень рада, что у неё появился постоялец, да ещё художник. Она хвалила его своим соседкам по селу. Она чувствовала родственную душу и оттаяла от одиночества. С удовольствием стряпала обеды и ужины в меру своих возможностей. Степанида Тимофеевна каждое утро смотрела, как художник кропотливо пишет картину. Уже появились горы, оградка, утреннее небо, и лучи солнца освещали ветки цветущей яблони. Всё получалось как живое. Но Пётр Иванович, каждый раз был недоволен тем, как получались у него ветки цветущей яблони:

      – Опять я не поймал тот чистый белый цвет, снова не то.

      Он, сокрушённо, вновь и вновь переписывал ветки яблони. Два раза Пётр Иванович уплывал на пароходике в город, и, возвращаясь к вечеру, привозил печенья, и карамельки Степаниде Тимофеевне к чаю. Старушка очень была рада такому вниманию. Ей было приятно, что о ней помнят и хотят порадовать. Если художник не шёл в лес или на рыбалку, то брался за топорик, рубанок и чинил крылечко дома. Также он смастерил калиточку в палисадник. Степанида Тимофеевна была довольна, что домик приобретал более приличный вид, и уже не выглядел таким кособоким. Даже крышу поправил Пётр Иванович.

      В один из дней художник уехал в город по делам, а к старушке наведался местный тунеядец и пьянчужка Тимошка:

      – Что– то у тебя Степанида, крыша никак новая? И крылечко с калиткой? Работничка и денежки нашла? С каких таких доходов – то? – Тимошка хитро сощурил свой глаз.

      – Ты, не мели чепуху-то! Денег у меня таких нет, чтобы нанимать работников-то. Постоялец у меня, он и починил всё по доброте душевной. Не то, что ты. Не работаешь, а только пьёшь незнамо на что, – старушка сердито посмотрела на Тимошку.

      – Эй, Тимофеевна! Ты меня не трогай! Чего это вдруг, за так, человек надрываться должен? Небось, потом потребует с тебя за починку крыши и крыльца. Или в милицию заявит, что ты его сама эксплуатируешь, а платить за работу не хочешь ни копейки! – Тимошка шмыгнул носом и вытерся грязным рукавом.

      – Ах ты, пьянчужка! Иди ты отсюда поскорее, и не наговаривай напрасно на хорошего человека! Если ты, такой гнилой, то не все такие вокруг! – Степанида Тимофеевна махнула на Тимошку рукой.

      Тимошка снова вытер рукавом свой нос и слюнявый рот, и поковылял нетвёрдой походкой прочь. После разговора с пьянчужкой, старушка задумалась. В голову полезли всякие чёрные мысли:

      – А вдруг, и впрямь, художник потребует у меня плату за работу? Или из этих тридцати рублей вычтет стоимость починки крыши и крылечка? Но, вроде он добрый, душевный человек. Он всё сделал для меня просто так, как для родного человека, – Степанида Тимофеевна перекрестилась и пошла в дом стряпать нехитрый ужин. Она твёрдо решила, что такие нехорошие мысли, ей только во вред, и не надо очернять человека за его хорошие и добрые дела. Когда художник вернулся из города, то он снова привёз