Темные отражения. Александра Бракен

и мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы удержаться на ногах. В ноздри ударил запах спирта, смешанного с каким-то лимонным запахом.

      Один за другим мы поднялись по темной бетонной лестнице на первый этаж. Кроме пустых коек и мягких колышущихся занавесок, здесь ничего не было. Только не оранжевый. Только не красный.

      У меня скрутило кишки. Перед глазами все еще стояло лицо той женщины. Я никак не могла отрешиться от этого видения. Вот она спускает курок, и в следующую секунду у моих ног приземляется часть окровавленного скальпа. Я не могла забыть лицо моей матери, когда она запирала меня в гараже. Я не могла забыть лицо бабушки.

      Она придет, – подумала я. – Она придет. Она остановит маму и папу и придет, чтобы забрать меня. Она придет, она придет, она придет…

      Когда мы поднялись наверх, они все же разрезали пластиковые стяжки у нас на запястьях, а затем вновь разделили нас, отправив половину направо по холодному коридору, а половину – налево. Оба направления выглядели приблизительно одинаково: несколько закрытых дверей и маленькое окошко в дальнем конце. Мгновение я просто смотрела, как дождь барабанит по этому тонкому мутному кусочку стекла. А потом дверь слева со скрипом отворилась, и в проеме показалось полное лицо мужчины средних лет. Он бросил в нашу сторону короткий взгляд, а затем прошептал что-то стоящему в начале группы СПП. Одна за другой двери начали открываться. Перед нами появились доктора. Единственное, что объединяло этих людей, помимо белых халатов, – это написанное на их лицах подозрение.

      Без каких-либо объяснений СПП начал заталкивать детей в кабинеты. Неодобрительный ропот несчастных был прерван пронизывающим до костей звонком. От неожиданности я подалась назад, и в этот момент двери начали закрываться одна за другой. Смогу ли я еще когда-нибудь увидеть этих детей?

      Что с нами не так? В голове у меня шумело. Я бросила взгляд через плечо. Мальчика с разбитым лицом нигде не было, однако воспоминания о нем преследовали меня на протяжении всего пути через лагерь. Неужели они отправили нас сюда из-за того, что мы все больны «болезнью Эверхарта»? И что теперь – мы все умрем?

      Как этот мальчик заставил ту СПП выстрелить себе в голову? Что именно он ей сказал?

      Я почувствовала, как кто-то взял меня за руку. И эта рука дрожала. Девочка, та самая, что повалила меня на землю, выразительно посмотрела мне в глаза. Светлые волосы прилипли к ее лицу. От верхней губы к носу тянулся тоненький шрам. Ее темные глаза сверкнули, и когда девочка заговорила, я заметила, что, несмотря на снятые брекеты, солдаты оставили ей скобку на передних зубах.

      – Не надо бояться, – прошептала она. – Не дай им увидеть свой страх.

      На бирке ее жакета было написано: «САМАНТА ДАЛ». Надпись была приколота к воротничку, словно в напоминание.

      Мы стояли плечом к плечу так близко, что мои просторные пижамные штаны с одной стороны и ее пурпурный жакет с другой надежно скрывали наши переплетенные пальцы. Ее перехватили по дороге в