Монологи о наслаждении, апатии и смерти (сборник). Рю Мураками

что ничего не понимаю: стоило мне сделать малейшее умственное усилие, и я тут же осознавал, что то, чего я не понимал, было, собственно, формой возбуждения, которое охватывало меня и, не считаясь с моими желаниями, несло вперед, к тому, чего я не понимал.

      – Давно ждешь? – спросила Акеми Йокота, приближаясь ко мне энергичным шагом, размахивая руками.

      «Главное же, не пытайтесь снять незнакомку, напоив ее, с этим веществом вы можете натворить дел, – предупредил меня Поросенок. – Вас сразу же раскроют, к тому же этот наркотик может вызвать весьма существенные перепады настроения. Теперь представьте, что может произойти, если вы дадите его тому, кого совершенно не знаете и с кем не были близки… – Что же мне делать? Не кажется ли вам, что лучше сначала все объяснить человеку, чтобы он согласился это принять?»

      – Что с тобой?

      Я снова почувствовал, как во мне растет это возбуждение. У Акеми был тот же голос, то же выражение, как и всегда. Зайти в первый попавшийся ресторан экзотической кухни – вьетнамской, марокканской, пакистанской, Берега Слоновой Кости – какой угодно, набраться местных горячительных напитков до состояния нестояния, словом, в хлам, потом к ней, завалиться в постель, даже не принимая душа, не гася свет, черт с ним, облизывать ее всю, прогуливаясь языком по всему телу, и тут вытащить розовые таблетки, как будто только что вспомнил об их существовании: «Нет, я полный идиот, как я мог тебя оставить, как мог разочаровать? – Что это за таблетки? – Так, ерунда», – и вскрыть упаковку, проглотить и потом вставить ей так, чтобы из ушей полезло.

      – Посмотри на себя, с тобой явно что-то творится.

      Я чуть было не выложил ей все, но сдержался, опрокинув залпом остатки коктейля.

      – Что ты скажешь насчет венгерской кухни? Я отыскал хороший ресторан в одном журнале и позвонил, столик уже заказан.

      Ресторан находился не очень далеко от отеля. По дороге туда Акеми в деталях изложила мне, как восполняла мое отсутствие все эти восемь месяцев, с тех пор как я смылся.

      – Теперь уже лучше… я даже могу идти рядом с тобой. Но, знаешь, поначалу было тяжко. У меня нет особого желания говорить с тобой об этом. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Тебе бы это не понравилось, ведь так? К тому же мы никогда ничего друг другу не обещали, никаких там планов, с самого первого дня нашей встречи. Говорят, ты не отдаешь себе отчета в том, насколько важным для тебя становится человек, пока не потеряешь его. Для меня же все с самого начала было ясно: я только что пережила несчастную историю и решила: больше никому не позволю ранить меня. Я сделала все возможное, чтобы не позволить тебе стать тем, кто действительно что-то для меня значит. Какая дура!

      Я вышагивал рядом с ней, держа ее под руку, слушал и соглашался, не совсем понимая, с чем, собственно, я соглашаюсь, не в силах сказать ей, что она зря упрекала себя, что это я был идиотом, не в силах сделать что-либо, кроме как позволить запаху этой женщины, до сих пор влюбленной в меня, увлечь себя.