Подсказчик. Донато Карризи

дальше.

      Надо заправиться, подумал он, возвращаясь на землю.

      Бак почти пуст. Он поискал указатель заправки и спросил себя, входит ли она в милости, полученные нынче ночью.

      Не останавливаться.

      До часу ночи два вопроса целиком занимали его мысли. Почему человек в маске отпустил его? И что произошло, пока он был без сознания?

      Ответ явился, когда ум его обрел кое-какую ясность и послышался шум.

      Трение о кузов и металлический ритмичный стук – тум-тум-тум, – глухой, непрерывный. «Так, он что-то сотворил с машиной: вот-вот колесо соскочит с оси, я потеряю управление и врежусь в ограду!» Но ничего этого не случилось, поскольку шум был не механический. Но он понял это позже… Понял, но не желал себе в этом признаться.

      Перед глазами мелькнул указатель: до ближайшей заправки восемь километров. Может, и дотянет, но там надо будет действовать быстро.

      При этой мысли он в который раз обернулся назад.

      Однако внимание его было приковано не к автостраде, которая убегала за спиной, и не к машинам, что шли за ним.

      Нет, его взгляд остановился ближе, гораздо ближе.

      То, что гналось за ним, находилось не на дороге, а совсем близко. Это и был источник шума. От которого не убежишь.

      Он был в его багажнике.

      Как раз на него он и оглядывался так настойчиво, хотя и старался не думать о том, что там может быть. Но когда Александр Берман снова поглядел вперед, было слишком поздно. Полицейский на обочине делал ему знак остановиться.

      5

      Мила сошла с поезда. Из-за бессонной ночи лицо и глаза опухли. Она медленно шагала по перрону. Здание вокзала состояло из великолепного главного корпуса (постройка девятнадцатого века) и громадного торгового центра. Везде было очень чисто. Но спустя несколько минут Мила уже обнаружила все темные углы, то есть места, где она стала бы искать пропавших детей, где жизнь продается и покупается, гнездится или прячется.

      Но она здесь не за этим.

      Скоро ее отсюда увезут. В привокзальном отделении полиции ее ждали двое коллег. Изжелта-бледная коренастая женщина лет сорока, коротко стриженная, широкобедрая (бог весть как втиснулась в эти джинсы!). И мужчина лет тридцати восьми, очень высокий и плотный. Миле пришли на память деревенские парни из ее родных краев. По меньшей мере двое таких ходили у нее в женихах; она до сих пор помнит их неуклюжие ухаживания.

      Мужчина улыбнулся ей, а женщина лишь смерила взглядом, приподняв бровь. Мила подошла к ним, собираясь представиться. Сара Роза назвала только имя и чин. Мужчина протянул ей ручищу и отчеканил:

      – Спецагент особой опергруппы Борис Клаус! – И вызвался нести ее полотняный портплед: – Оставьте, я сам.

      – Нет, спасибо, я справлюсь, – отказалась Мила.

      – Да бросьте вы, какой разговор, – настаивал он.

      Тон, каким это было сказано, и не сходившая с лица улыбка давали понять, что Борис из числа донжуанов, уверенных в своей неотразимости для всех женщин, попадающих в его оптический прицел.