Рельсовая война. Спецназ 43-го года. Владимир Першанин

прибывших, в основном винтовки-трёхлинейки с запасом патронов по 30–50 штук на ствол. У белобрысого паренька лет семнадцати висела за плечом двустволка, а клетчатое пальто перепоясывал патронташ.

      – Ружьё – штука хорошая, но только на зайцев, – покачал головой старшина Будько.

      – Я трёх кабанов из него завалил, – похвалился парень. – Два патронташа картечью и пулями набиты. И вот ещё для рукопашного боя.

      Он достал из-за голенища сапога немецкий штык-нож.

      – У фрицев стащил. Израсходую патроны, штыком буду действовать.

      – Тебе годков-то сколько?

      – Семнадцать в марте исполнилось.

      – Маловато, – вмешался политрук Зелинский.

      – А эшелоны считать не маловато было? – с вызовом отозвался парень. – У меня друга прямо с дрезины немецкий патруль застрелил, когда нас заметил.

      – Подпольщик?

      – Называйте как хотите. Мне задания давали, я их выполнял.

      На правах старожила отряда подошёл Шестаков Паша и, поздоровавшись с пареньком, важно проговорил:

      – Это Силаев Андрюха. В одной школе учились. Надёжный парень, комсомолец. Его в Германию хотели угнать, а он со сборного пункта сбежал.

      – Ну, если Паша рекомендацию даёт, тогда верить можно, – засмеялся Мальцев. – Мы с ним после одной операции трое суток сквозь немецкие патрули пробивались.

      Николай Мальцев не сказал, что это было после повторной попытки взорвать Витемский мост, которая оказалась удачной. Однако обошлась она дорого. Из шести бойцов диверсионной группы уцелели лишь двое – Мальцев и Шестаков. Те, кто знал про ту рискованную операцию, помалкивали. Если фрицы пронюхают, даже соседей не пощадят, не то что родню.

      Бойкий подпольщик в клетчатом пальто понравился всем. А старшина Будько пообещал:

      – Пальто я тебе заменю на бушлат. Ты в нём, как зебра, за километр виден.

      – Другой одёжки не было, – пожал плечами Андрей.

      Вновь прибывших приглашали на беседу к Журавлёву. Там же присутствовали комиссар Зелинский, особист Авдеев и лейтенант Мальцев. Большинство людей были уже проверены, но вопросы возникали.

      Бывший штабной работник, капитан Красной Армии Михаил Сологуб попал в окружение в сентябре сорок первого, прижился в селе Вязники и завёл новую семью. На контакты с подпольщиками шёл неохотно и лишь спустя полтора года решился уйти в лес.

      – Как же ты умудрился под носом у полицаев столько времени отсиживаться? – спросил Журавлёв. – Тебе же прямая дорога либо в лагерь, либо в полицаи.

      – Я не из тех, кто родину продаёт, – с долей напыщенности отозвался капитан. – Выкручивался как мог. Притворялся, что нога не заживает, ведь я ранен был. Сохранил все личные документы, пистолет.

      – Он в пекарне работал, – пояснил Авдеев. – Иногда пару-тройку буханок для нас передавал. Числился кем-то вроде старшего мастера, и немцев, и полицаев кормил. Трусоватый мужик, но старшина Будько из него хлеб понемногу вытягивал.

      – Ну и на хрен нам трус в отряде нужен? –