Еще темнее. Э. Л. Джеймс

Нет. Нет. Не надо. Только не ожог.

      – Мама! Мама!

      – Она не слышит тебя, чертов ублюдок. – Он хватает меня за волосы и выволакивает из-под кухонного стола.

      – Оу. Оу. Оу.

      Он курит. Вонь. Сигаретная. Грязная. Страшная. Он тоже грязный. Как мусорный бак. Как помойка. Он пьет коричневое пойло. Из бутылки.

      – Да если бы и слышала, насрать ей на тебя, – орет он. Он всегда орет.

      Он бьет меня по лицу. И еще. И еще. Нет. Нет.

      Я бросаюсь на него с кулаками. Но он хохочет. И затягивается сигаретой. Ее конец разгорается, становится ярко-красным и оранжевым.

      – Ожог, – говорит он.

      Нет. Нет.

      Боль. Боль. Боль. Запах.

      Ожог. Ожог. Ожог.

      Боль. Нет. Нет. Нет.

      Я вою.

      Вою.

      – Мама! Мама!

      Он хохочет, хохочет. У него нет двух зубов.

      Я содрогаюсь. Мои воспоминания и кошмары наплывают на меня, словно дым от его выброшенной сигареты, затуманивают мое сознание, тащат назад, во времена страха и бессилия.

      Говорю Ане, что помню все, и она еще крепче меня обнимает. Ее щека касается моей. Я чувствую ее нежную, теплую кожу, и это возвращает меня в сегодняшний день.

      – Она обижала тебя? Твоя мать? – Голос Аны дрожит.

      – Нет, насколько я помню. Но она меня почти не замечала. Не защищала от своего дружка.

      Она была слабая и бесхарактерная, а он сумасшедший урод.

      – По-моему, это я заботился о ней, а не наоборот. Когда она в конце концов свела счеты с жизнью, прошло четыре дня, прежде чем кто-то забил тревогу и нашел нас… Я это помню. – Я закрываю глаза и вижу, словно в тумане, мать, безвольно лежащую на полу. Я укрываю ее своим одеялом и сворачиваюсь в клубочек рядом с ней.

      – Хреново тебе пришлось! – ужасается Анастейша.

      – На мою долю выпали все пятьдесят оттенков мрака.

      Она прижимается губами к моей шее, они нежно давят на кожу. И я знаю, что это не только жалость. Это утешение, может быть, даже понимание. Моя милая, добрая Ана.

      Я держу ее в объятиях и целую ее волосы. Она уютно устроилась у меня и, кажется, засыпает.

      Малышка, это было очень давно.

      Меня настигает усталость. Сказываются несколько бессонных ночей, полных кошмаров. Я устал. Хочу прогнать от себя все мрачные мысли. Она моя спасительница. Меня никогда не посещали кошмары, когда она спала рядом. Откинувшись назад, я закрываю глаза и молчу, потому что мне больше нечего сказать. Я слушаю музыку, а когда та заканчивается – нежное, ровное дыхание Аны. Она спит. Она устала. Как и я. Я понимаю, что не могу провести с ней ночь. Тогда она не выспится. Я держу ее, наслаждаясь ее теплом, польщенный тем, что она могла заснуть у меня на коленях. Я не могу удержаться от довольной усмешки. У меня все получилось. Я вернул ее. Теперь мне остается только удержать ее, и это будет довольно трудно.

      Мои первые ванильные отношения – кто мог бы по-думать? Закрыв глаза, я представляю себе, каким будет выражение лица Элены, когда я расскажу ей об этом. Ей много чего найдется мне сказать, как всегда…

      – По