Былое сквозь думы. Книга 1. Виктор Евгеньевич Рябинин

проявления страсти, порождённых пытливым индийским умом, демонстрация которых для меня окончилась бы, как минимум, увечьем, а то и слабоумием.

      Но всё обошлось. Коллени не стала раскручивать колесо страсти, простив мне необразованность европейца, а просто приняла открытую позицию супруги бога Индры, то есть задрала ноги выше головы, чем, между нами говоря, не брезгуют и белые дамы. Это было мне духовно близко и привлекало доступностью. И я не стал себя упрашивать, а немедля заскакал козлом между двух смуглых столбов, как значатся женские нижние конечности в индийских инструкциях. Тренированная Коллени не упускала возможности помочь мне, подскакивая на ложе, как от укусов по крайней мере тарантулов, и охаживая меня по спине маленькими, но острыми кулачками. Возможно, как раз в эту ночь была её очередь встречи с султаном, утверждать не берусь, однако ярость её атак, уже не поддающихся моему контролю сверху, вполне допускала такое предположение. Было даже затруднительно решить – кто, кого и как тут любит.

      Так или иначе, но моё истязание завершилось полным провалом памяти. Треволнения ночи и ужасы дня дали о себе знать. Да много ли человеку надо? Кусок хлеба, да любимая работа. А как раз её-то в последнее время мне и не доставало. Вот и обессилел, что называется, дорвавшись.

      Затмение миновало быстро, но я всё продолжал согревать тело Коллени, распластавшись на нём сытой медузой, но духовно пустой, как дупло. Желания дальнейшего общения не было. Да к тому же, как говорится, труба зовёт и враг не дремлет! Я стал сползать с женщины, будучи мысленно уже в других трудах и заботах. Но как же далеко западному человеку, с его врождённым чувством меры, до восточной ненасытности! Едва я попытался выпростать свой томагавк на волю, как Коллени с упорством необъезженной кобылицы воспротивилась этому, видимо решив выработать весь мой мужской ресурс. После «феникса, порхающего в красной пещере» мне была показана «поющая обезьяна, держащаяся за дерево», а когда без перерыва сцепились «мандариновые утки», я понял, что маткина шейка для Коллени – копейка и запросился домой.

      – Янки, ноу гоу хоум, – потребовала азиатка на сносном английском.

      Показав в дальнейшем хорошее владение языком, она вновь взбодрила меня, и я согласился на «тёмную цикаду, цепляющуюся за ветку», но это уже был предел для моего, истощённого войной, организма. И Коллени, догадавшись по моей опавшей листве, прозванной китайским народом Ю Хэнь, что дальнейшее насилие бесполезно, отступилась от меня.

      – Сердар, – любезно сказала она, – иди домой и восстанови силы фисташками и мёдом. Береги свой нефритовый стержень, он понравился мне. Придёшь сюда следующей ночью.

      – А вдруг вас найдут англичане? – спросил я.

      –Какие англичане, если сегодня ночью нас не захотел найти даже повелитель Куавер-султан? О, горе нам! Он разлюбил и покинул нас, и мы будем плакать две долгих луны, пока не наступит новое время предстать перед его очами.

      До меня дошло, что женщины не