От судьбы не убежишь. Татьяна Вебер

ской системе Ridero

      А я ещё не летняя совсем

      А я ещё не летняя совсем.

      А я ещё укутана в былое —

      Морозное и чуточку смешное

      с синичками на шерстяном боку.

      А я с зимой проститься не могу.

      Вон на ветвях проклюнулись листочки,

      А я ещё упрятана в носочки,

      Ещё в кармане каждом по платочку —

      Один – на всякий, а другой – не впрок,

      Весь от капели ледяной промок,

      Которая то там то тут то там.

      А здесь весна и всякое такое!..

      Все предаются чувствам и мечтам…

      И он мне говорит: «Раздеться стоит.

      Почувствовать как солнышко печёт.»

      И трогает так нежно за плечо.

      И я хочу, чтоб трогал он ещё

      И стягиваю с плеч всё шерстяное.

      Каменный мёд

      Прости меня, пожалуйста, прости!

      Я разучилась кружева плести.

      Я только гнёзда вью.

      Я только – вьюн.

      Мой нрав на первый взгляд, лишь, лёгок, юн.

      Я – плющ, лианы, магнетичный Каа,

      Удушливая липкая строка.

      Я, если, мёд – из каменной гряды.

      Мне если нужен кто, то только ты.

      Мой мужчина

      Есть ты – мой Мужчина и… все остальные —

      интеллектуалы и мышцы стальные.

      Они хороши для других. Априори,

      меня, ты, волнуешь… заводишь, как море,

      лишь голосом вкрадчивым, с пол-оборота:

      Сбежишь на полчасика раньше, с работы?!

      И… к чёрту все КЗоТы! Законы к едрене!

      Твой тембр равнозначен торнадо по силе —

      срывает мне крышу и… кошку на шпиле

      дразнит и… бесстыдно разводит колени…

      Войди в меня

      Войди в меня, как входят в дом лучи

      тепла и света, нежности и неги.

      Найди всего одну из ста причин,

      Чтоб семя уронить, пустить побеги…

      Всего одну, такую, чтоб из ста

      Была чиста, слепа и неизбежна.

      Всего одну, но чтоб была проста.

      Проста до гениальности, коне [ш] но.

      Чин-Чин

      Чин-чин!

      А  за  любовь с тобой  не  станем

      Ни  говорить, ни  пить, ни умирать.

      Мы станем  жить  несчастливо местами,

      Местами счастливо, а, впрочем, наплевать,

      Как это называют в умных книжках

      По  психологии  и  где-то там ещё…

      Давай, леща поймаем на мормышку

      И с чешуёй в  духовке запечём.

      Быть

      Быть выше… быть тоньше…

      Вещицей  слоновой  костИ —

      Священной фигуркой…

      опиумной трубкой…

      Других, много дольше,

      в твоей обретаться горстИ

      игральною  фишкой…

      домашней голубкой…

      Из белого снега,

      из белого пуха  плести

      корзину с дарами…

      кармический  парус…

      И лаской, и негой,

      обкатывать боль…  Растить

      на клумбах цветы…

       в постели упругий фаллос…

      память живёт

      А память живёт внутри – то птичкой, то мячиком,

      то солнечным зайчиком, то серебристым карасиком,

      пойманным на удочку осенью,

      портфелями, что под окнами школы бросили,

       «Можно поцеловать тебя в губы?»

      Зачем он спрашивал…

      «любовной трясучкой»…  Нирваной… гранжевым

      бурым пятнышком, лампами,

      с загребущими ярыми лапами,

      которые, выскабливают до донышка

      плоскодонку, пребывающую в душевной коме,

      а после – плыви судёнышко…

      Плыви и помни!

      не пишу тебе здесь

      Не пишу тебе здесь. А в родных палестинах

      на салфетках, манжетах, на зеркале  в ванной, помадой

      я писать не устану…

      И полусладко, и  винно

      к Мысу Доброй Надежды, бутылочную армаду,

      этим утром рождественским бросить в морские

      глубины!..

      Но я