Ловец. Надежда Мамаева

крошка, начнем с того момента, на котором мы остановились? Ведь, как оказалось, ты прямо-таки жаждешь продолжения. Даже нафантазировала его в деталях и изложила в письменном виде моему начальнику. Или может, ты захотела легких денег? Но я, знаешь ли, не люблю получать нагоняи незаслуженно…

      Я вскинула голову.

      – Я ничего подобного не писала! – хотела прокричать, но голос предательски сел и вышел лишь шепот.

      Незваный гость сжал губы.

      – Паршивая лгунья, – отчеканил он, и меня пробрал до костей холод его взгляда. – Вчера ты в подробностях описала, как я тебя изнасиловал. А за подобное причитается компенсация. Десять талеров – вот цена девичьей или маскируемой под таковую чести для ловца. Но, знаешь ли, крошка, я не привык тратить деньги попусту.

      Смазанное движение, и он буквально вжал меня в стену. Одной рукой ловец схватил мое запястье, вывернув его до боли. Я вскрикнула и почувствовала, как второй он начал задирать подол. Я в отчаянии прошипела:

      – Да не писала я ничего подобного! Всего лишь то, что из-за тебя у меня не осталось платья. И не нужны мне твои деньги. Можешь ими подавиться.

      Насмешка, сдобренная удивлением, всего на краткий миг полыхнула в зеленых глазах. Его рука замерла на моем оголенном бедре. Казалось, что ловец балансирует на грани. Идет по лезвию клинка, с одной стороны которого – разум, с другой – безумие и голод.

      Вот только голод был отнюдь не гастрономический. Свидетельство последнего упиралось мне в живот.

      – А зачем же ты тогда вообще пришла в отдел?

      На кончике языка вертелся самый правдивый из ответов: «Для проверки». Но я понимала, что он же – самый нелепый из всех. Я молчала, и блондин принял это за признание моей вины.

      – Сама напросилась, – были его слова перед тем, как ладонь ловца скользнула на внутреннюю поверхность моего бедра.

      Кожу обожгло. Я дернулась, молясь лишь об одном: чтобы мой дар проснулся. Сейчас. Немедленно, когда он мне так нужен. Но сила молчала. А я отчаянно ненавидела весь мир. Наглеца, чьи руки смело гуляли по моему телу, сволочь Грега, мать, что в своем желании избавиться от дара дочери сделала меня никчемной. Я даже пробудить собственную силу по желанию не могу, не то, чтобы защититься с ее помощью.

      По щекам потекли слезы. Я закрыла глаза и замерла соляной статуей, повторяя про себя: «Потерпи. Потерпи немного. Скоро все закончится».

      Все и вправду закончилось, и гораздо быстрее. Ловец вдруг резко остановился. Я слышала его прерывистое дыхание, чувствовала его запах: зимнего леса и мяты, ощущала тяжесть его навалившегося тела.

      – Твари глубины! – выругался он, и я вздрогнула.

      Открыла глаза и встретилась с его взглядом.

      – Я так не могу, – выдохнул он мне в губы. – Да, я та еще сволочь и мне плевать на всю высокопарную чушь о благородстве, но, смрад лабиринта, я не могу слышать всхлипы и видеть ручьи слез. Так что твоя взяла, лгунья. Я тебя не трону.

      С этими словами он отстранился, а я торопливо одернула юбку, стараясь не смотреть, как он заправляет рубашку в штаны.

      В