Поднятая целина. Михаил Шолохов

Он возвращался домой и, перед тем как повечерять, шел к Половцеву.

      – Говори, – приказывал тот, сворачивая цигарку, готовый жадно слушать.

      И Яков Лукич рассказывал об истекшем в колхозных делах дне. Половцев обычно выслушивал молча, лишь единственный раз, после того как Яков Лукич сообщил о происшедшем распределении среди бедноты кулацкой одежды и обуви, его прорвало; с бешенством, с клекотом в горле он крикнул:

      – Весною глотки повырвем тем, кто брал! Всех этих… всю эту сволочь возьми на список! Слышишь?

      – Список у меня есть, Александр Анисимыч.

      – Он у тебя здесь?

      – При мне.

      – Дай сюда!

      Взял список и тщательно снял с него копию, полностью записывая имена, отчества, фамилии и взятые вещи, ставя против фамилии каждого, получившего одежду или обувь, крестик.

      Поговорив с Половцевым, Яков Лукич шел вечерять, а перед сном опять шел к нему и получал инструкции: что делать на следующий день.

      Это по мысли Половцева Яков Лукич 8 февраля приказал нарядчику второй бригады выделить четыре подводы с людьми и привезти к воловням речного песку. Песок привезли. Яков Лукич распорядился начисто вычистить земляные поля воловен, присыпать их песком. К концу работы на баз второй бригады пришел Давыдов.

      – Что это вы с песком возитесь? – спросил он у Демида Молчуна, назначенного бригадным воловником.

      – Присыпаем.

      – Зачем?

      Молчание.

      – Зачем, спрашиваю.

      – Не знаем.

      – Кто распорядился сыпать здесь песок?

      – Завхоз.

      – А что он говорил?

      – Мол, чистоту блюдите… Выдумляет, сукин сын!

      – Это хорошо, факт! Действительно будет чистота, а то навоз и вонь тут, как раз еще волы могут заразиться. Им тоже чистоту подавай, так ветеринары говорят, факт. И ты напрасно, это самое… недовольство выражаешь. Ведь даже смотреть сейчас на воловню приятно: песочек, чистота, а? Как ты думаешь?

      Но с Молчуном Давыдов не разговорился, – отмалчиваясь, тот ушел в мякинник, а Давыдов, мысленно одобряя инициативу своего завхоза, пошел обедать.

      Перед вечером к нему прибежал Любишкин, озлобленно спросил:

      – Вместо подстилок быкам, значится, с нонешнего дня песок сыпем?

      – Да, песок.

      – Да он, этот Островнов, что? С… с… сорвался, что ли? Где это видано? И ты, товарищ Давыдов?.. Неужели же такую дурь одобряешь?

      – А ты не волнуйся, Любишкин! Тут все дело в гигиене, и Островнов правильно сделал. Безопасней, когда чисто: заразы не будет.

      – Да какая же это гигиена, в рот ее махай! На чем же быку надо лежать? Гля, какие морозы зараз давят! На соломе ж ему тепло, а на песке поди-кась полежи!

      – Нет, ты уж, пожалуйста, не возражай! Надо бросать по старинке ходить за скотом! Подо все мы должны подвести научную основу.

      – Да какая же это основа? Эх!.. – Любишкин грохнул