Капитан Сорви-голова. Луи Буссенар

все это мне? Из-за какого-то шлепка о мостовую? Здорово!.. Благодарю вас, князь! Наконец-то я выберусь за фортифы[18] и полюбуюсь на белый свет!

      – Ты любишь путешествовать? – спросил Жан.

      – До безумия! С пеленок мечтал… А теперь вот благодаря вам я могу купить билет до Марселя.

      – Постой, постой, но почему же именно в Марсель? – воскликнул Жан.

      – Потому что уж там-то я как-нибудь обернусь и непременно попаду в страну буров.

      – Что?! Ты хочешь в волонтеры?! – невольно вырвалось у Жана.

      – Да. Уж больно хочется поколотить этих англичанишек, которые мучают буров!

      Леон Фортэн и его жена с интересом прислушивались к разговору, в котором собеседники перескакивали с пятого на десятое.

      – Как тебя зовут? – без лишних предисловий спросил Жан.

      – Фанфан.

      – Где живешь?

      – Раньше жил на улице Гренета, двенадцать, а теперь так, вообще… ну, просто на улице.

      – Родители есть?

      – Отец. Он пьянствует все триста шестьдесят пять дней в году и уж никак не меньше двух раз в сутки награждает меня колотушками. А позавчера совсем из дому выгнал.

      – А мать?

      – Пять лет, как умерла, – ответил мальчик, и на глазах у него блеснули слезы.

      – Так, значит, ты твердо решил записаться в трансваальскую армию?

      – О да!

      – В таком случае, Фанфан, я беру тебя с собой.

      – Не может быть!.. Благодарю от всего сердца! С этой минуты я ваш и на всю жизнь! Увидите, как предан будет вам Фанфан!

      Так капитан Сорви-голова завербовал первого добровольца в свою роту разведчиков.

      В Марселе Жан завербовал еще одного добровольца, который работал раньше поваренком на морском пароходе, а теперь был без места. Его, как и всякого провансальца, звали Мариусом, и он охотно отзывался на прозвище «Моко».

      В Александрии Жан завербовал сразу двоих. То были юнги: один – итальянец, другой – немец; оба они только что вышли из больницы и ожидали отправки на родину. Немца звали Фрицем, итальянца – Пьетро.

      Рассмеявшись, Жан сказал Фанфану:

      – Четыре человека – целый полувзвод, и я его капрал!

      Вербовка этого разноязычного интернационального отряда продолжалась всю дорогу.

      В Адене Жан наткнулся на двух алжирских арабов. Их вывез из Алжира губернатор Обока[19], но они бежали от него и теперь старались как-нибудь устроиться. Они говорили на ломаном французском языке и охотно согласились следовать за внушавшим доверие молодым человеком, который к тому же предложил им великолепное жалованье.

      Наконец, уже на пароходе, Жан Грандье встретился с семьей бедных французских эмигрантов, отправлявшихся попытать счастья на Мадагаскар.

      Их было пятнадцать человек, считая племянников и других дальних родственников. И, увы, все они были так бедны, что даже легендарная, ставшая нарицательной нищета Иова[20], наверное, показалась бы им богатством.

      Молодость и энтузиазм Жана произвели сильное впечатление на этот

18

Когда-то Париж был окружен в целях защиты высоким земляным валом. Эти фортификации еще в 1871 году помогали парижанам долгое время выдерживать осаду – сначала прусских войск, а затем, во время Коммуны, – версальцев. Теперь этот вал лишен всякого военного значения; парижане называют его «фортифами».

19

Обок – порт. Расположен у самого входа в Красное море, в заливе Аден.

20

Иов – библейский персонаж, прославившийся своим благочестием и покорностью.