Билет в одну сторону. Том 2. Книга 2. Руслан Лимаренко

означало: иди к своей цели, преодолевая все трудности; а когда силы кончатся, тогда было другое правило: «Рамс непознаваем в своей жесткости», что означало, что думать об этом уже поздно, и надо возвращаться к первому правилу и снова идти вперед. Для Макса пришло время правды. В тот самый день он не только увидел себя в отражении большой витрины у метро Ладожская – он увидел истинное лицо всего мира, отражение боли и зла, что переполнило его терпение, и ему захотелось наказать себя за весь мир хотя бы тем, чтобы ему просто набили морду. Он думал таким образом утолить свою жажду боли, наказывая себя за грехи всего мрачного мира. «Боль физическая перекроет боль душевную», – считал он, осознавая, что уже становится зомби, становится таким, как все вокруг. «Творить зло – удел слабых, – сделал вывод он. – Пришло время платить за все».

      Кругом была тишина, и не было пива. «Какой жесткий расклад», – с горечью подумал Макс, погружаясь в сон.

      Глава вторая. Курсант

      После того, как Правовой институт расторг договор с Инженерно-строительным институтом о проживании своих студентов в общежитии ЛИСИ, Руса, как и всех других студентов, выгнали из ощежития на переулке Бойцова, дом 5. Они с Тарасовым скитались по всяким квартирам, снимая комнату вместе. Вопервых, они были друзьями, а во-вторых, вдвоем было дешевле платить. На одной из квартир – на улице Ленской, дом 4, где они снимали очередную комнату, уйдя из жилья наркоманов с улицы Костюшко, – Рус стал замечать двуличие Шурика. Однажды он ему сказал:

      – Шура, у меня закончились деньги, и мне не на что купить еды. А у тебя, как всегда, есть деньги (а деньги у Тарасова всегда были, потому что был он очень прижимистый и жадный. Если вместе пили водку, и у кого-то заканчивались деньги, он предлагал пить на его, но только уже в долг, который потом нещадно и упорно стрясывал с нищих студентов-собутыльников). Может, ты, когда придешь из института, оставишь мне немного нашего супа?

      – Ладно, Курсант, договорились, – так называл Тарасов Ростислава со второго дня знакомства, но никогда не звал по имени.

      Конечно же, после возвращения с учебы Рус никакого супа, оставленного для него Шуриком, не нашел, потому что Тарасов – однокурсники прозвали его Скрудж – подло его сожрал, объяснив это позже тем, что ему по барабану финансовые затруднения Курсанта:

      – Как хочешь, так и выкручивайся, – говорил он, – могу, правда, дать тебе денег в долг под проценты.

      А в один из дней Скрудж просто сказал:

      – Курсант! Ты мне не друг и никогда им не был, так что я предлагаю тебе свалить отсюда, даю тебе неделю сроку.

      Рус стоял как громом пораженный. Ему предстояло снова искать жилье, снова переезжать, снова терпеть лишения, но уже в одиночку, что было для него сильным ударом судьбы.

      В дальнейшем Рус еще много раз снимал комнаты, пока был студентом, а последние два года жил в общежитии на улице Мгинской, где ему пришлось пережить постоянные наезды наркоманов, соседей