Ветер. Елена Крюкова

Читать онлайн.
Название Ветер
Автор произведения Елена Крюкова
Жанр Поэзия
Серия
Издательство Поэзия
Год выпуска 0
isbn 9785449308672



Скачать книгу

и тишина звезд. Безумие сбивчивой речи и безмолвная клятва любви. Чужие жизни, ставшие родными.

      На огромной фреске, во тьме и сполохах огня, по земле, а может, высоко над землей идут люди. Они идут из будущего в прошлое.

      Мы не помним их имена. Не слышим их голоса.

      Или – слышим и помним?

      С небес иных времен веет вечный ветер.

      По световой вспышке в ночи и порыву далекого ветра автор создает огромность масштаба – образного, временного, смыслового. Такова картина мира поэта.

      Запах керосина – запах жизни

      В сем мире я поругана была.

      На топчане распята. В морду бита.

      И все ж – размах орлиного крыла

      Меж рук, воздетых прямо от корыта.

      Елена Крюкова

      Протягивая Адаму яблоко, не соблазняет. Кормит. Вытягивает с того света. Не в райских кущах происходит дело – скорее в джунглях, а по-нашему, «в тайгах», а еще более по-нашему – в бараке сезонников, в приемном покое дурдома, в преисподней метро. И она, поденка, сезонница, железнодорожка, прошедшая через стон вокзалов и вой кладбищ, не может обойтись без тысячелетних мифов, и вычитывает их из старинных книг, и все пытается соединить с этим стоном, с этим воем, с этим хрипом, с этим матом.

      Христос у нее не по Тивериадской воде идет, Он бежит по тонкому байкальскому льду и, добежав, просит глоток водки, и на Него набрасывают тулуп.

      Волоча крест по грязи, просит у встречного мужика курнуть. Магдалина – девочка с косичками… Целует ледяную ступню, рассыпая волосы по сугробу. Холодно. Снежной белизной замыкается черный путь. И не в «яслях лучезарных» эта жизнь начинается, а в «проходных дворах», в «дыму котельных». Вот это Рождество:

      Искусаны в кровь одичалые рты.

      Никто не подходит. Храпят акушеры

      В каптерке. И болью предродовой веры

      Бугрятся божественные животы.

      Не рабский зрак – содомский. Когда-то безумная смелость требовалась от художника – сквозь божественное ослепление прорваться к реальности: написать Магдалину площадной девкой. Теперь безумная кротость требуется: написать площадную девку – Магдалиной. В нашем низком прозреть – высокое.

      Катят в лимузинах «новые русские»; чернобыльские вдовы глядят вслед их выхлопам. Стучат топоры рубщиков на рынках, малиновым цветом горят скулы девок, и никто не скажет, что же это с нами: конец света? возрождение? припадание к христианским истокам? дикий взрыв языческой мощи?

      Неважно. Так и так – любить.

      «Язычники, отребье обезьяны, я так люблю, беспомощные, вас, дерущихся, слепых, поющих, пьяных, глядящих морем просоленных глаз…»

      «Люблю» – слово слепящее, оно открывает наготу душ и немощь тел.

      Оно роднит теперешнего афганского калеку с доходягой сорок шестого года, ведущим «по дегтю озерной волны» баржу с прогнившей картошкой. Довезет? Загнется? Смерть – таинство, смерть – быт. Детям варят желатин. За слиток масла платят золотом. За кусок проржавленного сала могут убить, как убили мужика «на Карповке». Запах керосина – запах жизни. Это жизнь, где война равна миру.

      «Отец не плакал – он давал слезам затечь обратно в душу».

      На той барже – отец, как явствует из биографических створов героини. А может, сын, как явствует из ее воспаленных чувств. Какая разница? Отец, сын, или муж – все едино в мире, равном войне, где надо спасать каждого. На то и женская душа, чтобы спасать, не различая, свой или чужой, потому что свои – все.

      «Мои сыны они – и бледный лейтенант, и зэк пропащий».

      В мужчине сила, в женщине слабость – ответил когда-то основоположник научного коммунизма на вопрос шуточной анкеты, невзначай сформулировав нешуточный принцип, на котором по традиции стоит человеческая природа.

      В России, как всегда, все «наоборот»: российская реальность поменяла детей природы местами. В мужчине не чувствуется патентованной силы, и потому эту силу ищет в себе женщина. Не писаная красавица и не Магдалина с косичкой, а двужильная конь-баба, в морщинах, с иссохшей грудью, с распяленным ртом, с дощатыми углами плеч, со звонкими топорищами ключиц, с животом в рубцах. Только такая и справится.

      – Вставай, мужик, дурак, какой ты глупый —

      Замерзнешь, задубеешь, заскулишь…

      Тебя целую крепко прямо в губы

      Прогоркло, пьяно дрогнувшие лишь.

      Такая оживит. Мертвого поднимет! Тут тебе не в горящую избу и не коня на скаку, тут – из духовного Чернобыля выволакиваться надо, и железных коней укрощать пожутче есенинских. И не традиционными средствами (соловей… роза… – в наших-то широтах?!), а тем спасать, что порождает и «соловья», и «розу», и весь эротический арсенал лирики на нашем колотуне.

      «Ибо Эроса нет, а осталось лишь горе – любить».

      Она