Конфуций. Александр Ушаков

запрещал калекам приносить жертвы усопшим предкам. Обращаться, будучи увечным или раненым, с молитвой к тем, кто дал тебе твое тело и продолжает жить в нем, считалось у древних китайцев непростительной дерзостью.

      Неужели он так и уйдет из этого мира, не выполнив главного долга перед предками и не обзаведясь наследником?

      Соседи подсмеивались:

      – Такой здоровяк, а сделать себе мальчика не может!

      Шутки соседей стерпеть было не трудно. Но как вынести гнев предков?

      Ведь только потомкам мужского рода было дозволено подносить душам усопших родителей жертвенное мясо и вино, молить их о защите от напастей и благоденствии дома.

      Если некому будет заботиться о них в подземном царстве мертвых, где вечно текут-струятся Желтые ключи, им суждено навеки стать злыми духами, терзаемыми голодом и жаждой. И в целом свете уже никто не сможет им помочь.

      Достойный человек не может не обладать широтой познаний и твердостью духа. Его ноша тяжела, а путь его долог

      Превозмогать себя и возвращаться к должному в себе – вот что такое истинная человечность. Быть человечным или не быть – это зависит только от нас самих

      Совершенный человек все ищет в себе, ничтожный – в других

      Неужели такая горькая участь уготована небесами честному старому служаке?

      А что было, с другой стороны, делать. Семьдесят лет не самый подходящий возраст для отцовства.

      Да и верования опять же.

      Согласно им, жизнь мужчины регулировалась числом восемь.

      В восемь месяцев у него появлялись молочные зубы, в восемь лет он их терял, в шестнадцать лет достигал зрелости, а в возрасте шестидесяти четырех лет мужская сила оставляла его.

      Впрочем, верования верованиями, а попробовать было можно. И не престало ему, не раз смотревшему в глаза смерти, сомневаться.

      Разве сомневался он, когда вступал со своим отрядом в самые кровопролитные схватки?

      А раз так…

      Отца трех дочерей, на которых обратил свой взор Шу Лиан-хо, звали Йен. Услышав предложение старого воина, он удивился.

      Да и кто на его месте не удивился бы, услышав предложение отдать свою дочь за семидесятилетнего старика, обремененного несколькими дочерьми и сыном-калекой?

      Удивился, но ответить отказом, на что имел полное право, не спешил.

      Более того, в нарушение незыблемого порядка он спросил, что думают об этом сами дочери.

      Две старшие в ответ лишь опустили головы, а младшая, которой не исполнилось еще и шестнадцати, неожиданно для всех сказала:

      – Пусть будет так, как желает батюшка. Добрая дочь отцу перечить не смеет!

      «Батюшка» изумленно взглянул на Чжэнцзай, как звали дочь, но ничего не сказал и только склонил в знак своего согласия голову.

      Так старый вояка совершенно неожиданно для себя получил в жены совсем юную девушку.

      Возникает естественный вопрос: а почему отец сам предложил дочерям решать свою судьбу, а юная девушка, не моргнув глазом, согласилась стать женой старика?

      Ну,