Рудничный бог. Галина Львовна Романова

но погнаться за старушкой не посмел – служба превыше всего.

      На углу Поварской и Пожарной стояла девушка. Простое платье, передник, корзинка на локте, линялый платок надвинут на глаза, толстая русая коса лежит на груди, как сонная змея. Служанка, спешащая за провизией с утра пораньше, да остановившаяся полюбопытствовать. Живые глаза быстро обежали строй кандальных. Не так уж и много их было, чтобы кого-то упустить.

      – Барин! Алексей Михайлович!

      Он вздрогнул, услышав свое имя. Оглянулся на девушку. Та торопливо оттянула платок со лба, открывая глаза и высокий чистый лоб. Лицо впрямь знакомое, но откуда?

      – Барин, – останавливаться было нельзя, девушка зашагала следом, – Настасья Павловна вам кланяются!

      – Настя?

      Неведомая сила сорвала Алексея с места. Он шагнул из строя.

      – Настя? Где? Что? Ты кто? Как звать? – имя жениной горничной вылетело из головы.

      – Малаша я, барин… Настасья Павловна здоровы…

      – Ку-уда? – уж на этой-то женщине казак не преминул отыграться. Плетью охаживать не стал, но направил коня прямо на горничную, замахиваясь. – Пошла вон!

      Другой его товарищ кинулся на Алексея. Не церемонясь особенно, выхватил нагайку, хлестнул по спине:

      – Встать в строй!

      – Что Настя? – Алексея кто-то из товарищей дернул за рукав шинели. – Где она?

      – Туточки она! – из-за туши казацкого коня, закричала вслед удаляющимся кандальникам Малаша. – В городе! Ай!

      Раздосадованный упрямством горничной, казак все-таки огрел ее плетью и тут же поскакал догонять своих.

      Алексею тоже перепало еще несколько раз прежде, чем хлеставший его казак решил, что с него довольно. Антон и Владимир с двух сторон, не сговариваясь, поддержали его под руки.

      – Быдло, – губы дрожали от возмущения и гнева. – К-как он смел? Я офицер…

      – Бывший, – шепнул Владимир. – Больно?

      – Душе больнее, – от пережитого Алексея всего трясло. Только теперь он начал понимать, что на самом деле значили слова «лишить имени и чести».

      – Гляди веселее, – Антон Багрицкий не мог долго унывать. – Нет худа без добра. Зато про своих кое-чего узнал.

      – Да уж, узнал…

      Мысль о том, что Настя в городе, согрела душу. Но каково-то будет жене, когда ей холопка расскажет, как его, военного офицера, у всех на глазах хлестал плетью простой казак? И ради вот этих людей они рисковали собой? Ради них шли на смерть, подвиг и преступление? Да – и ради этих тоже. Ради того, чтобы поменьше было тех, кому сечь людей – не только работа, но и развлечение.

      В Грачином Гнезде кандальников тоже готовили к этапу. Там собралось человек сорок-пятьдесят от совсем юнцов, лет по тринадцати, до убеленных сединами стариков. Отдельной группкой стояли женщины. Эти были без цепей. Все одинаково бледные, с пустыми усталыми лицами со следами слез. У двоих на руках были маленькие дети. Еще одной предлагалось пойти по этапу беременной.

      Пока суд да дело, вышло несколько минут отдыха. И тут к группе женщин откуда-то