Волшебство бывает разное. Игорь Александрович Ливанский

в ответ, несколько искр, рассекая туман, скрылись за елями… Через несколько секунд новая порция искр повторила их траекторию… и снова. Девушка осторожно следовала за мотыльками, дождь иссякал, а ветер прогонял последние тучи, открывая взору клочки небесной ткани в россыпях звезд. Туман густел, казалось он попадает в легкие, в глаза, липнет к рукам. Снова касание филактерии, искры стали вылетать чаще. Лес затаился, ждал, когда путница достигнет своей цели. Оставались считаные метры. Точно не зная, что найдет, вопреки осторожности, она ускорила шаг.

      Часть третья

      Я был в плену. В плену безумного режиссера. Он часы… десятки или сотни часов, показывал мне бессвязные эпизоды странного фильма, в котором белые вспышки света смешивались с черным асфальтом, под нарастающий шум двигателя. Я не мог отвернуться, не мог закрыть глаза, один и тот же эпизод, до тошноты… Сколько это продолжалось? Предсмертные кадры, забирали остатки сил, выматывали…

      Когда это закончилось?

      Холодно. Запах земли, леса. Кто—то выключил проклятый проектор, кошмарный фильм закончился. Интересно, где я? Врачи решили, что я умер, избавились от меня, но поспешили? Конечно, это чушь. Может зомби? От этой мысли уголки губ поползли вверх, глупая шутка, и, возможно, неуместная.

      Открыть глаза оказалось непростой задачей, веки упорно отказывались размыкаться, как после длительного сна. Еще попытка. И еще… Взгляд вцепился в небо.

      Куски грязных облаков сдувало прочь, неестественно яркая луна, среди черного бархата, который украшали сотни, или тысячи звезд? Считать было бесполезно. Когда я видел такое небо последний раз? В городе, в лучшем случае, десяток звезд можно насчитать, которые с трудом пробиваются сквозь серую дымку.

      Сколько минут прошло в созерцании этого волшебства? Часов не было, наверно сняли в реанимации… да и не важно. В прочем, как бы хорошо тут не было, надо встать с земли и постараться как—то согреться, понять где я, если конечно… я жив. Мысль была как гром. Жив? Снова стало смешно. Потом пусто. Или я просто сошел с ума… осознать происходящее не получалось. Но, хватит, пора получить больше информации о том, что со мной происходит. Встаем…

      С губ сорвался хрип. Вместе с этим пришло понимание сразу двух вещей. Первая, я был точно жив, потому что передать, какую боль я испытал во всем теле, было весьма и весьма непросто. Вторая вещь, которую я осознал, что меня явно не долечили, пошевелить, как оказалось, я не мог практически ничем. Все тело отзывалось волной боли, при любой попытки совершить движения.

      Это подло. Умирать уместно в больнице, когда было все равно, а боль являлась лишь жалким отголоском благодаря обезболивающим… С другой стороны, увидеть такое небо, дышать этим воздухом, в котором я стал четко различать запах ели, можжевельника…

      Силы покидали, ясный взор все чаще проваливался в черное ничто. Лихорадило, пот начинал заливать глаза, не было возможности даже