Танаис. Марат Байпаков

Фыркнули. Заржали от страха. «Послы» как один схватили из костра горящие ветви. Трясущимися руками подняли над головами. Кто-то крупный зашуршал в кустах. На свет костра вышел зверь. На другой стороне поляны годовалый, еще мелковатый, медведь зарычал и встал на задние лапы. Любопытство привело к огню. Между ним, бурым, и людьми – с десятка два шагов. Командир стражи, не мешкая, выхватил два дротика из футляра на боку коня. Короткие дротики с бронзовым листовидным наконечником на ровном полированном древке из сосны мгновенно пошли в ход. Первый же дротик метким броском поразил легкое и сердце медведя. Зверь мотнул головой. Из раны – черная кровь. Свист – младший из стражи метнул топор. Топор угодил в живот. Вошел по рукоять. Еще свист. Второй дротик вошел глубоко в шею. Раненый прошел несколько шагов. Гортанный рев. Медведь повалился на бок, подломил и сломал древки дротиков. Агония – судороги сотрясали животное. Дикий с хрипом стон умирающего зверя сдвинул с места и привязанных лошадей, и людей.

      Напарник с боевым гиканьем и послы с горящими ветками над головами побежали к трофею. Охота закончилась так же быстро, как и началась. Теперь уже торжествующий протяжный вопль младшего из стражи разбудил в лесу остававшееся спящим зверье. Вытащив топор, мальчишка с огромными глазами, полными восторга, скакал вокруг зверя, поочередно то на одной, то на другой ноге. Охотничий трофей! Ценимый трофей – медведь! Право же, такого финала ночи никто не ожидал. Дождь усиливался. Холод начинал пробирать. Четверо мужчин с жаром свежевали зверя. В ход пошли короткие кинжалы. На поляне, в дожде, в траве вскорости сгрудились чистые кости.

      – Видишь! Нет, ты видишь! Только помянул имя Верховной Жрицы, как: опа – удача! Самец! Легко дался! Жертвой Богов вышел к нам! Умер легко. Бегать за ним по лесу не пришлось! – Командир стражи в счастье скалился во весь рот. Обеими руками показывал шкуру медведя. Несколько дыр от дротиков и топора нисколько не портили победы. – Хороша же шкура! Прорехи заштопаем. Делов-то.

      Без всякого перехода командир стражи помрачнел, вдохнул-выдохнул, отдал шкуру-трофей младшему. Вспомнив о чем-то важном, тенью исчез среди лошадей. Вернулся к костру, бросил в пламя охапку веток. Костер ожил, затрещал, поедая сухоту леса. Над огнем, обращаясь к костру, юноша шепотом читал молитву. Раскрыл мешочек. Семена конопли щедрой струйкой посыпались в огонь. Дождь, обещавший перейти в ливень, стих и прекратился. Теплое сердце медведя последовало в огонь за коноплей. Туда же, довеском, отправились переломанные, окровавленные древки дротиков. Сладкий дымок конопли вперемежку с запахом жареного мяса пробивался сквозь листья к верхушкам деревьев.

      Мясо зверя решено не трогать. Оставить на поляне подношением Богам. Белые кости сложили в стороне срубом. Взяли только шкуру и череп. Почерневшее от золы сердце поделили на равные лоскутки. Остывший под весенним дождем разговор зажурчал горной рекой.

      – Жрица не женщина.