Попаданец в юбке. Из инструкторов аэроклуба в лётчики-истребители Великой Отечественной войны. Владимир Викторович Семибратов

и часы на телефоне показывали 15 часов 27 минут, что полностью согласовывалось с внутренним ощущением потраченного времени. Что же это получается. Маша еще раз внимательно огляделась по сторонам. Место на берегу озера явно то, но вот только деревья не те и колеи от трактора нет. Не могла же она за полтора часа зарасти. Конечно, не могла, а значит место все-таки не то. Путь так. Но что тогда со связью произошло? Где Джи Пи Эс, где 112, и, наконец, почему Солнце не на месте. По спине у Маши пробежал неприятный холодок, а вслед за этим возникло ощущение, что случилось что-то очень-очень не хорошее, непоправимое. Так все, что бы там не произошло надо идти к Минскому шоссе, решила она. До него максимум пять километров на север по прямой. Мимо не пройду. А там, там по обстановке, в крайнем случае, доберусь автостопом до ближайшего населенного пункта. Все вперед. Маша, развернулась спиной к Солнцу и углубилась в лес, не заметив, как у нее из кармана выпал мобильник.

      Идти пришлось недолго, через какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут она вышла на грунтовую дорогу и увидела странное зрелище. По дороге группами шли люди в основном женщины с детьми все с сумками и узлами. Вид у них был такой, как будто они в пути уже несколько дней. Понаблюдав за идущими с минуту и так и не поняв, что тут происходит, Маша вышла из леса и присоединилась к ним с намерением расспросить, кто они и что вообще тут случилось. Люди шли молча, и на ее появление никто не обратил внимание. А что там радио сообщает, взяли немцы Минск? Какие немцы? Маша обернулась в сторону говоривших. Еще на прошлой неделе я сам слышал, вмешался в разговор мальчик лет двенадцати помогавший матери катить небольшую ручную тележку. Здесь, что кино, что ли про Великую Отечественную войну снимают, а я в массовку влезла – подумала Маша, отходя к обочине. Но где тогда киногруппа? Почему камер нигде не видно. Издалека послышался шум авиационных моторов.

      «Немцы! Самолеты немецкие!» – закричали люди и бросились прочь от дороги, бросая вещи. Из-за леса появились два немецких? Немецких, самолета! Мессершмидты BF-109. Раздался треск пулеметов, и по дороге, рядом с Машей, пробежала цепочка фонтанчиков от пуль. Послышались крики и стоны раненых. Самолеты развернулись и пошли на второй круг. Это не кино, не кино, скорее почувствовала, чем поняла Маша и бросилась в придорожные кусты. Как раз вовремя. На том месте, где она стояла секунду назад, прошла пулеметная очередь.

      – Ты как дочка, не ранена, – обратился к ней старик с длинной седой бородой. – Если нет, то вставай, улетели ироды.

      – Нет, нет, дедушка, – дрожащим голосом ответила Маша и задала вопрос, на который, как ей казалось, она уже знала ответ. – А что тут происходит?

      – Как что – война, дочка, – скорее настороженно, чем удивленно ответил старик. – Десять дней, как немец напал и все прёт и прёт. Да ты что контуженная, что ли или речь Молотова не слышала.

      – Не слышала, – заикаясь