Причудливость скользящих миражей. Два детектива под одной обложкой. Алёна Бессонова

Ольга недоверчиво посмотрела на мужа, – такие особы редко причиняют вред себе любимой…

      – Сама. Правда, из предсмертной записки следует, что её к этому краю подвели…

      – Понятно … – вздохнула Ольга, – чистая 110-я. Про злодея написала?

      – Написала… Злодей семнадцатый год в могиле лежит… Ольга присвистнула, отложила в сторону каталог и подсела ближе к мужу:

      – Повествуй!

      Закончив рассказ, Михаил ещё раз включил диктофон с записью разговора Ольги и Софьи, смешно шевельнул ухом, поднёс к нему проигрыватель и, прослушав запись, резюмировал:

      – Уверенная. Строптивая. Вины не чувствует. Обычно с представителями Фемиды рядовые граждане, не «урки», так себя не ведут. А тут вон тебе, лезет на рожон… – Михаил оперся на спинку кресла, вытянул ноги. – Знаешь, закрываю глаза и вижу её лицо там, на кромке ванны. Глаза голубые и виноватые. Никак с тем, что сейчас услышал, не вяжется.

      – Хочешь я тебе расскажу притчу из истории монет?

      – С подтекстом? – открыл один глаз Михаил.

      – Конечно, что зря языком молоть…

      – Давай!

      – На аудиенции у правителя Цейлона оказались купцы из Персии и Византии. На вопрос о том, чей государь сильнее и богаче перс долго славил своего царя. Византиец молчал. Когда же купцов попросили показать монеты, местный правитель сразу получил ответ на свой вопрос: у перса монета оказалась серебряная, мелкая, а у византийца – золотая, большая, чёткая, качественная.

      – Ну? – Михаил открыл оба глаза и привстал.

      – У Софьи Мизгирёвой тоже есть своя монета, которой она себя оценила. Её надо найти и тогда ты сможешь понять, чего она стоила и почему так закончила. И ещё… – Ольга на секунду запнулась, будто решила говорить или нет, – хочу поведать тебе, муж, о своём ещё одном давнем увлечении… Дай слово, что не будешь смеяться.

      Теперь уже Исайчев не только привстал, а сел окончательно и встревоженно уставился на жену.

      – Ой, да не бойся! – засмеялась Ольга, – ничего криминального! Я всего лишь стала коллекционировать запахи…

      – Фух! – радостно выдохнул Михаил и опять улёгся на диван, принимая прежнюю расслабленную позу, – духи собираешь? Французские небось!

      – Нет, Ваше Величество, я коллекционирую запахи эмоций.

      Лицо Исайчева опять посуровело.

      – Ну-у-у?! – Ты помнишь Стефанию?

      – Неужели, – поморщился Михаил, – такую разве забудешь! И что?

      – Она пахла бабушкиным сундуком. Вроде духи себе позволяла новомодные и вещи фирменные, а тянуло барахолкой. Старушечьим запахом тлена. Для меня так пахнет зависть.

      Михаил опять привстал и уже с интересом спросил:

      – Ну, и?! Ну, и?! Как пахнет злость?

      – Злость пахнет болотом и металлической стружкой. Исайчев задумался, переваривая полученную информацию:

      – Мне казалось злость пахнет сероводородом, как в преисподней!

      Ольга легонько отмахнулась:

      – Ну, уж сероводородом! Сероводородом пахнет мужской грех, а женский пахнет домашней