Причудливость скользящих миражей. Два детектива под одной обложкой. Алёна Бессонова

службы вернулся на родину. Женился. Занялся бизнес-рыбалкой. Деньги качал насосом. Жена на побегушках, он ублажал «бугров». К нему такие шишки приезжали, мы все прятались, не дай бог им дорогу перебежать. Потом заболел, нашли ревматоидный артрит, рыбалку пришлось забыть. Мизгирь немного ещё поскрёбся, а когда жена скоропостижно умерла от саркомы, всё продал и уехал к сыну в Сартов. Больше ничего сказать о нём не могу. Одна деталька в этой истории вызывает интерес: свадьбы два друга Степан Островский и Владислав Мизгирёв играли в один день и в одном месте. Такой вот коллективный праздник получился. Хвалынь гудела дня три.

      – Эй! – раздалось из-за забора, – вы где? Чё я тут разлёгся-то?

      – Надо идти, – дёрнула мужа за рукав Ольга, – На земле лежит, простудится…

      – Не простудится! – усмехнулся Исайчев, – Там земля от костра так прогрелась, что не задымился бы, но идти надо… Тимоха, ты с нами или как?

      Майор отрицательно покачал головой и Михаил протянул Конопаткину руку:

      – Тогда пока, даст бог свидимся при лучших обстоятельствах.

      – Извини, друг, мне пора в кресло, народ волнуется, – майор крепко пожал протянутую руку, обернулся к Ольге, добавил, – замечательная у тебя жена. Приезжайте, Оля, к нам летом. Здесь красота! В наших местах Волга, как море разливается ни конца, ни края не видно.

      Конопаткин уже подошёл к калитке, как из сарая выскочил дед Сергей Сергеевич и, расплёскивая на бегу молоко из двухлитровой банки, припадая на одну ногу, помчался вдогонку:

      – А молочко-то… молочко…

      Конопаткин жестом остановил деда:

      – Гостей потчуй, они такого молока отродясь не пили, городские…

* * *

      – Ты деду за обед денежку оставил? – тихонько спросила Ольга, и пролезла в соседский огород сквозь знакомый лаз.

      – Под банку положил…

      Мужик лежал на прежнем месте, только согнул ноги в коленях и руки скрестил на груди.

      – Вставай! – предложил Михаил, – побеседуем…

      – Мне и так удобно, говори чё пришёл? – мужик стрельнул глазами на Ольгу, замер осматривая её с ног до головы, спросил добавив в голос елея, – она тоже беседовать будет, или как?

      – Буду, буду, – кивнула Ольга, – тебя как зовут?

      – Мамка Борькой, а для вас Борис Константинович Полушкин. Вы, небось, из Сартова пожаловали?

      Исайчев вынул из кармана удостоверение, поднёс его к лицу Бориса, тот шевеля губами, прочёл:

      – Ну, ну, стало быть, по поводу этой дурынды приехали…

      – Вы что, сестру не жаловали, дурындой называете? – спросила Ольга, изучая лицо брата Софьи.

      Слеза выкатилась из одного глаза Бориса:

      – Я её любил… Она за мамку была. Наша-то с пяти утра на работе: тесто для пирогов ставить, за молоком к дояркам сбегать. Повар она в школе… Я в младенчестве гонялся по улице, за Сонькин подол держался.

      – Почему тогда дурында? – переспросила Ольга.

      – Умная