Зимопись. Урок ловиласки. Петр Ингвин

словно грубыми стежками сверху вниз зашивали.

      – У Чапы было ранение? – Ладошка Майи с сочувствием погладила мою грудь.

      Ярослава прыснула. Нос Ефросиньи презрительно сморщился, поджатые губки словно плюнули:

      – У нас разрез, у них на этом месте шов.

      Купол голов заволновался, свисавшие локоны всех цветов и размеров колыхнулись, словно я отдыхал под кроной плакучей ивы и попал под порыв ветра. Только ива оказалась странная: плодоносила кокосами, вывернутыми наизнанку.

      Собственно, в этом мире все наизнанку.

      – Сросшийся шов напоминает о первом человеке, ибо, как известно, сначала была женщина, – провела Варвара ликбез для непосвященных. – С тех пор любой родившийся мужчиной изначально задумывается как женщина, и лишь во время вынашивания Алла-непознаваемая, да простит Она нас и примет, определяет ему незавидную судьбу самца. Доказательства перед глазами. Шов и… кто назовет второе?

      Пока большинство недоуменно хлопало глазами, из второго ряда высказалась Амалия:

      – Грудь.

      – Правильно, соски на груди. Для чего они нужны мужчине?

      – Мужские соски могут пригодиться женщине, – нежданно выдала Ярослава – шикарная платиновая блондинка, самая яркая из присутствующих в плане женственности и чувственности. А по части куража Ярослава дала бы сто очков вперед нашей главной заводиле.

      Интрига удалась. Тишина позволила слушать полет облаков.

      Последовало задорное продолжение:

      – Их можно покусывать в момент …

      – Мужчину много куда можно покусывать, – перебила Варвара.

      – Согласна, не довод, – не стала спорить ухмыльнувшаяся блондинка. – Но и не повод не покусывать.

      – Вернемся к уроку. Все посмотрели природные доказательства женского первородства?

      – Нет!!!

      Дюжина любопытных мордашек ринулась изучать самое для меня дорогое. Множество опирающихся ладоней наползали одна на другую, занимая все доступное пространство на бедрах, животе и грудной клетке. Маленькие, большие, прямые, вздернутые и приплюснутые носы внюхивались в терпкий мужской аромат, лица отшатывались в изумлении и вновь приближались: на антресолях памяти новый запах не находил соответствующей полочки. Невероятный и мощный, он вновь и вновь манил их, как электросварка ребенка.

      – Не пойму. – Майя в задумчивости потерла свой курносый прибор, только что дважды побывавший на другой планете – видимо, проведенный опыт дал больше вопросов, чем ответов. – Как охарактеризовать то, что одновременно отталкивает и притягивает?

      – Иначе говоря, пахнет сразу хорошо и плохо, – перевела Антонина, благодаря расположению и могучему торсу совершившая уже несколько весьма долгих «поклонений» наворочанному клубку странностей. Остальные теснили и отталкивали друг друга, но не ее: кому охота бороться с горой, готовой уронить или подмять, а потом извращенной логикой еще сделать тебя же виноватой?

      – То, что одновременно благоухает и наоборот, называется «благовоние», – не