На линии огня. Анатолий Полянский

будь осторожен, но инициативен. Бестолковых Смолистый в спецгруппе не держал.

      – Значит, все ясно? – заключил подполковник. В голосе прозвучало явное одобрение, а на худом остроносом лице появилось подобие улыбки. – Даю четыре часа на отдых. В одиннадцать ноль-ноль выезжаем. Свободны!

      Они вышли из штаба, и Ванчен окликнул Куницу:

      – Ты куда, Коля, домой ходи?

      Капитан Ванчен, хоть и вырос и окончил среднюю школу в Хабаровске, говорил по-русски с акцентом. Зато на родном языке, что было для разведчика гораздо важнее, ошибок не делал. К тому же довольно прилично знал английский.

      – Сперва за сыном зайду в школу, – отозвался Куница. – Малолеток опять перевели во вторую смену. А ты иди, Вано.

      Они жили в одном доме и постоянно помогали друг другу по хозяйственным делам. Пятиэтажка, построенная еще в хрущевские времена специально для семей пограничников, требовала регулярного ремонта. И мужики, чтобы заменить сантехнику, побелить потолки и стены, починить крышу или исправить электрооборудование, кооперировались. Ванчен, он же Вано, он же Иван Иванович, охотно откликался на любое имя и всегда был готов всем помочь. Корни китайца Ванчена давно укрепились в России. Дед до революции владел в Хабаровске лавчонкой, потом перешел в категорию совслужащих. Отца призвали в армию. Там он стал переводчиком и воевал в Маньчжурии. Сын пошел по его стопам.

      Что-то в голосе Куницы Ванчену не понравилось. Он обнял друга за плечи и осторожно спросил:

      – Плохо дома, Коля?

      – Всяко бывает, – передернул плечами Куница, прекрасно понимая, на что намекает сосед. Живут ведь рядом, общаются постоянно. То, что у них с Леночкой не все ладно, видно невооруженным глазом.

      – Не запирай душа. Лучше открой, – тихо попросил Ванчен. – Одна голова хорошо, моя вторая лучше.

      Куница посмотрел на друга с благодарностью за искреннее желание помочь. Но что можно сделать, когда семейная жизнь покатилась под гору и между двумя встал третий…

      – Спасибо тебе, Вано, – пробормотал Куница. – Только ничего уже не сделаешь. Извини, пойду. Без десяти одиннадцать встретимся у штаба.

      Куница махнул рукой и, спасаясь от дальнейших расспросов, торопливо зашагал в сторону КПП. Мысли закружились вокруг Елены. Неладно у них стало в семье. Исчезло былое душевное тепло. Заботится жена о нем и о сыне по-прежнему, но открытость, доверительность исчезли. Замкнутая стала, будто гложет ее что-то изнутри. Часто сидит задумчивая, посерьезневшая. Как-то сразу превратилась из озорной девчонки в зрелую женщину, от которой не лаской – холодком веет.

      А как было поначалу! Беззаботно, весело… Леночка его, собственно, к жизни пробудила. После гибели Ксюши внутри все замерло, захолодало. Ксюша была для него всем. Если честно, он по первой жене и сейчас иногда тоскует, хотя ее нет уже шесть лет. Бандитская пуля оборвала Ксюшину жизнь. Когда ее не стало, Николай несколько лет не мог смотреть ни на одну женщину. А было ему тогда всего тридцать с небольшим, как говорят в Гусиновке,