«И места хватит всем…». Современная арабская поэзия и мировая литература. Ф. О. Нофал

потерял мой путь,

      мое имя, мой адрес,

      моя история! Нет у меня истории,

      ибо я – забытье забытья!

(«Река печалей», 1961)

      Но если в лирических работах Каббани Ламанчец изображается олицетворением чуть ли не розановской любовной стихии во всех ее модальностях, то в «политических» поэмах Дон Кихот наделяется писателем совершенно противоположными качествами.

      Неужто для того,

      чтобы осуществить свою мечту о президентстве,

      он должен убить нас, арабов?

      Он ожидал встретить нас,

      извлекая кинжал из нашего горла,

      одним арабом,

      одним хашимитом,

      одним курайшитом,

      одним Дон Кихотом,

      одним смельчаком,

      одним Халидом, Тариком или… 'Антарой.

(«Рейчел и ее сестры», 1996)

      Поэма «Рейчел и ее сестры» была написана Каббани после трагедии в Кане, приведшей к гибели ста ливанских беженцев – в том числе и пятидесяти двух детей. В строках, обращенных к Израилю и США, осудившим действия сил ливанского сопротивления, имевшие место непосредственно перед трагическим обстрелом населенного пункта, поэт уверенно рисует резкую, грубую картину биполярного мира. При этом един ство «арабского» полюса иллюстрируется им характерными историко-культурными образами-метафорами: курайшитом-хашимитом, пророком Мухаммадом, Дон Кихотом и эпиче ским героем «джахилийского», доисламского периода 'Антарой б. Шиддадом. Какова же связь «хитроумного идальго» с основателем ислама и доисламским храбрецом?

      С именем 'Антары б. Шиддада ал-'Абси связаны как с отни легенд, так и во многом сама идея аравийского «рыцарства» (фурусиййа)[14]. Сын воина и чернокожей аббисинской рабыни Забибы, 'Антара долгое время оставался практически «безродным», доказывая свою принадлежность семье и племени исключительно ратными подвигами:

      Я – муж, лучший из абситов родом,

      и меч мой горячее всех мечей.

      И если полк отступит и потеряется –

      то буду я лучше дядьев моих всяких![15]

      Однако дарование 'Антаре почетного места в родословной племени не избавило его от насмешек окружающих и, как следствие, от личной трагедии – дядя поэта, Малик, отказался отдать ему в жены свою дочь ’Аблу, которая к тому же поносила влюбленного в нее героя. С тех пор 'Антара отдается во власть бесконечной борьбы с врагами рода и конечно же v любовной неге, которой его собственная честь не позволяет перерасти в страсть.

      Я не брал женщины, пусть и на поле битвы,

      пока не отдавал ее господину приданого! […]

      Я скрываю свой взор, как только появляется соседка моя, –

      и до тех пор, пока не окажется она вновь в укромном месте.

      Я – муж благородный, честный,

      не дающий душе следовать своим бурям[16].

      Как верно отмечает И. М. Фильштинский, благородный лирик 'Антара, блюдущий честь своего противника, в своих стихах не склонен к рефлексии – «легкомысленные строки чередуются с безудержными восхвалениями. При этом сила, с которой 'Антара выражает

14

Некоторые специалисты считают фурусиййа прямой предтечей европейского рыцарства. См.: Дайф Ш. Тарих ал-адаб ал-'арабийй. Ал-'Аср ал-джахилийй (История арабской литературы. Джахилийский период). Каир, 1960. С. 371.

15

Мухтар аш-ши'р ал-джахилийй (Джахилийская поэзия. Избранное). Каир, 1998. С. 388.

16

Мухтар аш-ши'р ал-джахилийй (Джахилийская поэзия. Избранное). Каир, 1998. С. 409.