Полетим… и мы – полетели…. Кирилл Борисович Килунин

невидимый практически, но ощущаемый в запахах ночи дымок. Внутри бани выложенное бутовым камнем крохотное помещение с лавкой, парой крючков для одежды, дубовой бочагой с ледяной водой и старым медным тазом с одной стороны и печкой-каменкой с другой, весь свет только от шипящих в печке березовых поленьев, окна здесь нет, дверка в баню чуть больше сажени, я проникаю туда, согнувшись буквально вдвое.

      Смыв с себя всю грязь сегодняшнего дня, я с удивлением обнаруживаю, что моя грязная одежда уже чиста и отглажена, лежит на лавке рядом с медным тазом. Перед тем как покинуть баню, я опускаю свое лицо в древнюю дубовую бочагу и погружаюсь в прохладу чистейшей родниковой воды, которая катилась с вершин ледников, пронзала глубины земли, и струилась в лесистых оврагах насыщаясь силой гор, земли, трав, больших деревьев и отраженного в ней вечного неба.

      Дорогу к избушке нахожу уже без мощи проводника.

      В доме Ведающей матери пахнет наваристой мясной похлебкой, капустными пирогами и свежезаваренным чаем с листами смородины, земляники, сушеным шиповником, яблоками, диким медом и еще неразгаданными мной травами. Только теперь я осознаю на сколько голоден….

      – Искушай сей пищи доблестный отрок, – пафосно заявляет крючконосая бабка.

      – Благодарствую, – я пытаюсь соответствовать ее тону и манере общения, но прикоснувшись к вкуснейшей пище, тут же забываю о всяких приличиях, хлюпаю, чавкаю, роняю что то на пол. А ведающая мать только смеется, словно кудахчет огромная наседка.

      Насытившись, я чувствую, как начинаю засыпать.

      – Ложись здесь на медвежьей шкуре, и ничего не бойся, – слышу я голос древней бабки, успевая подумать, как там девушка с черными волосами и тут мое сознание гаснет как свеча на ветру.

      В моем сне мы с Ведающей матерью вместе сидим за столом и ведем непростую беседу.

      – Какой же ты дурачок, – произносит Ведающая мать, ощерилась в подобии улыбки на очередной мой вопрос, если бы не острые кривые клыки серого цвета со следами гниения, я бы честно мог назвать это – улыбкой, но видимо старая думает иначе, разрождаясь кудахтающим заливистым смехом, быстро переходящим в отчаянный кашель. Какая же она действительно древняя старушенция, решаю я и задаю свой главный вопрос.

      – Бабушка, я могу спасти своего друга?

      – Можешь дурачок, но стоит ли платить за то, что уже случилось тем что может и не произойти… вступая на этот путь….

      – Да я знаю, – перебиваю я Ведающую мать, – Кот говорил, не будет дороги назад и все изменится…

      – Да ты ничего не знаешь, – кричит бабка, если ты пойдешь этим путем, ты должен будешь пройти до конца…. или окончательно умереть….

      – Знаю, – отвечаю я на ее крик, – Кот говорил…..

      – А ты знаешь, что нужно пройти?

      – Нет, я думал, об этом мне расскажешь ты…..

      Бабка задумывается, опуская голову к земле, как это сделал в свое время кот с глазами похожими на два горящих мутных изумруда, с голосом подобным