Философия обмана. Ольга Милевски

гуманитарий. Я – технарь». И про схемы мозга говорил.

      Владимир: Не могу вспомнить. Но меня действительно тянуло к тебе.

      … Диана заканчивала Киевский университет, когда случайно познакомилась с Джеймсом на студенческой вечеринке. Его привел туда одногруппник. Двадцатипятилетний молодой человек приехал с отцом из Англии, где жил самостоятельно уже три года, учась в Кембриджском университете. Отец его жил в Калькутте и навещал сына редко. Но в ту зиму они приехали в Киев вдвоем.

      Я постоянно думаю о дочери и зяте. Они – красивая пара. Моя зеленоглазая, почти всегда веселая Диана и Джеймс – высокий, стройный, с умными серыми глазами, волевым лицом. Я как-то спросила Джеймса, почему он не хочет жить в Индии вместе с отцом и тоже не занимается мистикой. На что Джеймс ответил, что он в подобного рода «штуки» не верит и что Англию не покинет никогда.

      Зато я, обрекши себя на одинокую жизнь в провинции, в сущности, на ту самую монастырскую жизнь, о которой рассказывал и мечтал Володя, научилась лучше понимать людей и мир. Володя меня учил не только разбираться в своих душевных состояниях, но и развивать мои физические возможности. Я регулярно занималась спортом, йогой. Когда он исчез, я записалась на сеансы реинкарнации и накупила целую кучу книг о карме. Моя цель была – самосовершенствование.

      Мне тогда казалось, что если я стану лучше, сильнее, то он обязательно вернется ко мне.

      …Никогда раньше не доводилось разговаривать с Калькуттой.

      Владимир: Приезжай, Виктория, я покажу тебе Индию. Ты согласна?

      Виктория: Да.

      …Иногда думалось о Марселе Прусте с его ассоциативными сюжетами. Когда я вспоминала наш последний с Володей вечер в Киеве, мне представлялась рожь. Бесконечное поле ржи…В небольшой комнатенке с заткнутым тряпкой дыркой в разбитом крошечном окне, было много слов – таких же перезрелых и ссохшихся, как та неудавшаяся рожь, как то неухоженное, выжженное солнцем поле. Слова сыпались на дощатый пол комнатенки, на стол, стукались о стены. Сгорая, они превращались в пепел и покрывали плечи, головы, руки сидящих там мужчины и женщины. Эти двое… разные по характеру, по восприятию поля ржи. Жизнь людей манила его своей безудержностью, обнадеживала своей беспредельностью. Губила пустотой ее душу. Чернота покалеченного окна пугала ее. Она отворачивалась от него, но взор упрямо волок ее в бездну. Черные дыры манят… А-а-а-а! И снова рожь. Неустойчивое, колеблющееся поле ржи. Откуда взялся огонь?! Он в гневе. Вихрем мчатся и пропадают желания, кипят и остывают страсти. В изнеможении он сел. Он был неподвижен и суров. Две зияющие глазница были до безобразия пусты, губы сжаты. Языки пламени лизали его уши, обнимали ноги…

      Мы сидели в уютной однокомнатной квартире, говорили о многом и я старалась на Володю досыта насмотреться.

      Диана: Что же тогда произошло между вами?

      Виктория: Мы расстались. Он исчез.

      Калькуттский базар – настоящий Восток. Там столько ларьков, магазинов, что можно легко потеряться. Если бы Володя захотел, всю провизию привезли бы домой. Но мне было любопытно взглянуть на все своими глазами. И это несмотря