Покидая тысячелетие. Книга первая. Виктор Балдоржиев

Испуг окружающих был сильнейший, все говорили, что меня посадят без права переписки. Старик даже посоветовал скрыться… Вот я и мотался потом по разным геопартиям.

      – Чи не шукали?

      – Да кому оно нужно письмо моё! – Рассмеялся Ильич. – Наверное, ещё с почты передали в органы, там где-то и лежит, наверное…

      Утром мы втроём отправились на судоремонтный завод. Часа два я рассматривал, а Ильич фотографировал японскую шхуну, которую выбросило недалеко отсюда на берег. Испещрив стенограммой весь блокнот на судоремонтном заводе, я почувствовал, что желудок мой тоскует по камбале. Мы снова отправились в общагу, где снова жарили рыбу, которая, кажется, сама собой появлялась в холодильнике.

      После обеда редактор Ильича, симпатичный кореец, наслушавшись от Мельниченко обо мне, предложил мне перевестись в их редакцию. Я обещал подумать. Вариант хороший, хотя…

      Нельзя срываться с полпути: если я привык к глухонемым и кафе, к редакционной кушетке, а самое главное только в этой обстановке начал оживать Колька Орлов, то пока не надо нарушать равномерность процесса. Менять можно только тогда, когда почувствуешь, что меняется инерция.

      – Смотри, японцы со шхуны! – воскликнул Ильич, готовя свой аппарат.

      Оживленно переговариваясь между собой, они шли в сопровождении двух милиционеров и каких-то чинов из районной верхушки. Обыкновенные и необыкновенные люди: среднего и ниже среднего, не похожие ни на корейцев, которых я видел много раз, ни на китайцев, живущих на материке. Отдалённо они напоминали бурят или якутов, а, может быть, и тувинцев.

      Конечно, их рабочая одежда была намного лучше нашей.

      – Функциональная лапотина, – заметил Ильич. – У них всё функциональное.

      – Мы с тобой видели пока только одну японскую машину, но это уже другая цивилизация!

      – Для людей…

      Глава пятая

      Сбылась мечта – побросал камешки с крутого бережка. И вечерней лошадью, то есть дизель-поездом, прибыл домой. Просто! Сложно, когда не делаешь.

      Никого в редакции, конечно, нет. В кабинете чисто. А у меня жареная камбала в кофре. Сейчас Чайковского и – за Достоевского! Что у нас в Сосновке… Ах, да – природа Нерчинской каторги. Странно, почему я всё время попадаю в каторжные места?

      Иди сюда, «Любава», будем работать…

      «Над Сосновкой хлынул долгожданный проливной дождь. С треском, раскалывая небо, ударил гром, полыхнули молнии в чёрном, дымящемся тучами небе. И началось! Мутные, пенистые, ручьи, торопясь, побежали вдоль обочин, наполняя их. Улицу на окраине деревни размыло за какие-то полчаса. В бурлящем холодном потоке по оврагам плыли, крутясь и переворачиваясь, старая обувь, доски, дохлые овцы и собаки из скотомогильника, исковерканные заборы и какие-то ящики. Деревня враз сникла и ослепла в этом шумящем дождевом крошеве. Пахло густо пресной водой и мокрым, разбухшим от дождя деревом.

      С короткими перерывами ливень лил неделю. Берега Серебрянки размыло. Обмелевшая в засуху, она ожила, забурлила, вода подошла