Страна Соболинка. Владимир Топилин

в глаза товарища: «Боря! Ты ли это? Не помнишь, как в армии от дембелей отбивался, никого не боялся? Да на тебя весь взвод с уважением смотрел, гордился тобой за твердость духа, силу, честность! А теперь что, в подкаблучники затерся?»

      Боря глаза прячет, виновато суетится перед другом, приглашая в летнюю кухню. Что поделать, если баба в доме хороводит? Не может он объяснить, как все это произошло. Да уж, без своей Матрены он не имел бы богатое хозяйство, не построил бы дом, не купил бы две машины и трактор. Может, и пригласил бы друзей в дом переночевать, где шесть комнат, да, правда, сын что-то кашляет – простыл. Да и любимой супруге отдыхать надо, завтра на работу, она бухгалтером в совхозной конторе работает. А это не шутка – три бумажки за день переписать. Не дай бог не выспится!

      Однако угомонились. Серега, простившись, уехал домой. Боря растопил во времянке печь, принес кастрюлю с картошкой:

      – Варите толченку! Мясо, масло, молоко, вон, в холодильнике. Соль – на столе. Вилки, ложки, кружки – в ящике. Завтра ехать рано, в шесть часов, не проспите!

      Дав указание, ушел. Шура тут же завалился на диван, укрылся своей шубой:

      – Я есть не буду!

      Анатолий молча прилег рядом, посмотрел куда-то:

      – Картошка сварится, разбудишь!

      Черноглазая согласно кивнула головой.

      …Кажется Анатолию: прошло несколько минут, только успел закрыть глаза, а его будят. Он подскочил на диване, захлопал ресницами. Перед ним, склонившись, стоит Борис, толкает его в плечо:

      – Вставайте, пора ехать. Время пять часов. Я пошел разогревать уазик, а вы пока завтракайте.

      Анатолий стал тормошить Шуру. Тот тоже, едва проснувшись, заметался по летней кухне:

      – Жрать охота! Где твоя помойка? Есть сварила что-нибудь?!

      Черноглазая, свернувшись калачиком, лежала на деревянном сундуке, у печки. Кастрюля с картошкой стояла на краю плиты. Приготовив пищу, девушка уснула, не в состоянии разбудить Анатолия. Не обращая на нее внимания, Шура схватил ложку, поднял крышку:

      – Ух! Сейчас всю толченку проглочу!

      Он сунул ложку, подцепил еду, открыл рот, хотел проглотить содержимое, да так и замер.

      – Что это? – наконец-то вымолвил он, с удивлением рассматривая картошку, больше походившую на кусок глины, и тут же застонал заломленным сухим деревом. – Ты что, нас отравить хочешь?

      Девушка вскочила от удара его ноги по ящику, испуганно поджала ноги. Ее взгляд выражал страх: неужели пришло возмездие?

      – Ты что приготовила? – повторил Шура, протягивая к ней ложку с глиной.

      – Картошку натолкла, – сообразив, что от нее хотят, ответила девушка.

      – Почему она черная, в лохмотьях?

      – Не знаю…

      – Ты картошку чистила? – задал наводящий вопрос Толик.

      – А что, надо?

      – Ну, ты прикинь! Что за баба? Не баба, а курица! Картошку в мундирах натолкла! Ты что, поросятам пойло приготовила?

      Шура кричал что-то еще. Анатолий странно смотрел на девушку: что, первый раз картошку видит? Черноглазая плакала