Тимофеев и верховные органы. Алексей Андреев

тыней, но вокруг не столько грязный песок с чахлым саксаулом, сколько уйма всяких люков понатыкано – очень похожих на канализационные, только выпуклые и с какими-то набалдашниками сверху. И тут вдруг ближайший люк тихо приоткрылся, оттуда голова какая-то дремучая высунулась и опасливо молвила:

      – Эй, мужик, ты кто?

      – Да я вот тут из народа вышел и… – честно начал отвечать Тимофеев.

      – Вижу, что не из жопы, – невежливо оборвала его голова и, постреляв по сторонам глазами, спросила:

      – Ты вот лучше скажи, что там народ-то, далеко будет?

      – Как сказать, – задумчиво ответил Тимофеев, – не близко.

      – Ну и слава богу, – сразу успокоилась голова, и люк захлопнулся. И тут же открылся вновь.

      – Да, а чем он там, собственно, занимается? – строго спросила голова. – Часом не бунтует ли?

      – Да нет, чего ему бунтовать, – пожал плечами Тимофеев. – Как всегда, за жратвой давится.

      – Вот за что я наш великий народ люблю, – подумав, важно изрекла голова, – так это за постоянство. Другой какой народец давно бы уж чем-нибудь бесполезным занялся, а наш народ, нет, он не такой, уж коли начал за жратвой давиться, так ни за что не остановится, хоть ты тресни! – И опять скрылась. На этот раз уже окончательно.

      – Эй! – подождав, Тимофеев постучал по крышке люка. – А мне-то чего теперь делать?

      – А что хочешь, – глухо донеслось сквозь толстую железяку. – Хочешь – танцуй, хочешь – песни пой. Свобода, блин!

      – Ладно, – сказал Тимофеев и начал внимательно к другим люкам приглядываться. Тут как раз один из них приоткрылся и оттуда с немыслимой частотой стали вылетать пустые банки из-под всяких заморских консервов. И бутылки, конечно.