Правый пеленг. Иван Черных

объявляются. Только что телеграмма из Ростова поступила. Туманов там в госпитале находится, с тяжелым ранением.

      – Туманов?! – воскликнул Меньшиков не в силах сдержать радость. – Вот это хорошая новость. А еще кто?

      – Больше никого.

      У землянки пророкотал мотор мотоцикла и заглох. Точно, Петровский.

      Майор вышел из землянки. Петровский поставил мотоцикл недалеко от входа и, увидев командира полка, протянул ему руку.

      – Привет труженикам неба. Над бумагами корпим, а отдыхать когда будем?

      Его покровительственный тон раздражал Меньшикова – ишь, заботливый какой, – и майор ответил, не скрывая иронии:

      – Коль начальство не возражает, почему бы и не отдохнуть? Диверсанты прихлопнуты, экипажи все вернулись – можно спокойно поспать.

      Петровский нахмурился. Он заметно похудел за эти дни, резче обозначились скулы, глаза ввалились, и их взгляд стал еще пронзительнее; подбородок заострился и сильнее выступал вперед; в профиль он очень смахивал на Мефистофеля.

      – Если не считать тех, кто улетел раньше, – с сарказмом ответил Петровский.

      – Кстати, кое-кто, кого ты имеешь в виду, тоже вернулся. Правда, тяжело раненным, но, во всяком случае, не предателем.

      Петровский скептически усмехнулся:

      – Что тебе еще известно? Ты хоть знаешь, где сбили твоего Туманова?

      – Знаю. В районе Соколя.

      – Правильно. А где его подобрали?

      – Какое это имеет значение?

      – Большое. Под Озерянами. Это более ста километров от места падения. Не слишком ли много он прошел за двое суток по оккупированной территории?

      – Почему прошел? Наверное, пролетел на подбитом самолете.

      – Три экипажа видели, как его самолет упал в районе Соколя.

      – Значит, его подобрали наши отступающие части. Не немцы же доставили его в госпиталь!

      – Не немцы, наши. Дело в том, что Туманова ранило не в самолете, а при переходе линии фронта. Правда, никакой там линии не было, и все-таки…

      – Значит, он тяжело ранен? – Комок подкатил к горлу, и злость на Петровского мгновенно вытеснила жалость к Туманову.

      – Тяжело, – подтвердил Петровский. – В ноги и в спину. – Петровский помолчал. – Так как думаешь, можно за двое суток пешкодралом сотню километров преодолеть?

      – Если Туманов преодолел, значит, можно. К счастью, – я так считаю, – он жив и все объяснит.

      – Разумеется, – утвердительно кивнул Петровский. И это снова взорвало Меньшикова.

      Сноски