Пасхальное яичко. Василь Быков

которой иногда недоставало в жизни.

      – Что это ты? – удивилась Ганка, сразу согнав с лица благостную улыбку. Он не ответил и, сунув наган в галифе, выскочил из хаты.

      В первом дворе, куда он свернул с улицы, жила Пелагея Дворчиха, не молодая уже, но работящая, в силе вдова, сотки которой за изгородью хорошо обработаны. И когда управилась только? – недобро подумал председатель. Но тем лучше – в самый раз выгнать ее на колхозное поле. Своего навоза у Пелагеи не было, так как давно нет коровы. Выползок вошел в чисто, явно по-праздничному убранную хату с белой скатеркой на столе. Но и здесь никого не было, и он через сени выскочил на другую сторону двора. За тыном, низко согнувшись, ковырялась в земле Пелагея – сажала на грядках рассаду.

      – Бросай сажать! – резко скомандовал Выползок. – На наряд. Быстро!

      Пелагея не сразу выпрямилась, непонимающе вглядывалась в него.

      – Чего?

      – На наряд, говорю. Не слышишь? Ну, живо!

      – Как же на наряд, святая же Пacxa сегодня, – быстро и виновато заговорила Пелагея. – Грех это на Пасху…

      – А на своих грядках – не грех?

      – Так это же свои грядки. На той неделе не было времени, все в поле. Только и осталось что на праздник… – Он не дослушал.

      – Быстро! Раз, два – я жду!

      – Ай, так бригадир сказал же, что до обеда…

      – Я вас с вашим бригадиром! – закричал Выползок и достал наган. Но прежде чем успел направить его на женщину, та шустро метнулась в сторону и так припустила меж грядок, что он лишь удивился ее молодой прыти, подумав: ну и выдрессировали оккупанты! В блокаду, наверно, побегала…

      – Чтоб мне сейчас же на наряд! Другой раз канителиться не буду! – прокричал он вдогонку.

      Следующим на его пути был двор через улицу, где с двумя молодыми невестками жил старый Корж. Два его сына после партизанки попали на фронт, и оба остались на Пулавском плацдарме. Теперь в доме хозяйничали невестки с детьми и стариком Коржом, который встретил его на пороге.