Филфак-1. Записки скверного мальчишки. Валерий Петрович Рогожин

ому времени, неповторимому и прекрасному…

      «Всего и было, что взглянуть в лицо…»

      Всего и было, что взглянуть в лицо,

      Взглянуть открыто, прямо, без утайки,

      Чтоб искорок серебряные стайки

      В глазах создали полное кольцо…

      Всего и было, что увидеть глубь

      В зрачках друг друга, чтоб не ошибиться,

      Чтоб удержаться, чтобы не разбиться,

      Успеть вдохнуть, коль перехватит грудь…

      Всего и надо, что понять тоску,

      Забытость, одиночество вселенной

      И холод от забытости, наверно…

      И трепет от готовности к броску!

      Чтоб разглядеть за несколько минут

      В глазах любовь и слов невыносимость,

      Не внешний блеск и внешнюю красивость,

      А чувства, что внутри в душе живут…

      А уж потом слова, поступков грусть,

      И радость встреч, и тягость расставаний,

      Желаний явь, и мифы расстояний,

      Полет при встрече и ошибок груз.

      И серых будней пыль, и суета,

      И разговоры, и обид оковы,

      И холод слез, тоска, забытость снова,

      И келья одиночества со льда!

      Про любовь

      (Набор предисловий с отступлениями и пояснениями)

      1. Все объясняющее предисловие

      Это первое предисловие, все объясняющее. Пытающееся объяснить, что это за книга, для чего она и почему. Или по крайней мере объяснить хоть что-то…

      Желания всё, чем мы жили доверить бумаге, изначально не было, и только после появления на ТВ сериала «Восьмидесятые» захотелось записать. В сериале были отмечены очень интересные задумки и тут же все стоящие замыслы были с треском провалены. Авторы сериала пытались изобразить одним полотном нашу молодость, нашу любовь, то как мы входили в эту жизнь, становились взрослыми. Причем все изобразить на узнаваемом фоне восьмидесятых со всеми теми процессами, которые протекали вокруг.

      Но получилось не похоже. Как говорил Константин Сергеевич: «Не верю!» Если вначале на экране было много общего с настоящими восьмидесятыми и даже семидесятыми, то с каждой серией сходство пропадало. И мне захотелось нарисовать то, чем и как мы жили, какими мы были так, как я это вижу.

      Вот тогда я представил себе «Мистерию XX века» Глазунова. С одной стороны это картина, на которой изображены подробности закончившегося двадцатого столетия, с другой – это набор сумбурных зарисовок о том, что происходило, что случалось в том столетии. Можно рассматривать полотно как эдакую, пусть и несколько упрощенную, иллюстрированную энциклопедию событий в заданный промежуток времени. Но все же, и это главное, это художественная картина, это цельное законченное произведение с единством замысла и претворения.

      Человеческая жизнь меньше, короче, чем столетие. Границы уже, события мельче, но их, этих событий, больше, для каждого индивидуума в частности они важнее. Не хочу равнять результаты, просто пытаюсь провести некоторую аналогию.

      В двадцатом столетии было две мировые войны с миллионами жертв, а локальных войн вообще неимоверное количество. В моей жизни войн вроде бы не было, но в меня стреляли один раз одиночным выстрелом в армии на посту при охране дров, когда-то в семидесятые, и несколько очередей выпустили автоматчики, сидевшие в гостинице «МИР». Это в девяносто третьем. И кажется все. Это напрямую в меня, насколько я знаю и помню. Косвенно в меня стреляли всегда, когда гибли мои друзья. Это когда погиб в Карелии от бандитской пули Лешка Фатьянов, когда упал от подлого ножа Серега Костин, когда расстреляли Женечку Боярского и других в том же девяносто третьем у того же Белого Дома.

      Вот обо всем этом, ну, и еще о многом ином, я собирался, вернее собираюсь выпустить книгу. Выпустить одну-две редакции книги.

      Надеюсь, что далекие от совершенства строки вынудят кого-то внести коррективы, исправления и ремарки, а затем, возможно, и дополнить содержание опусов. И, даст Господь, пройдет три, пять, пусть даже десять лет, но в книге появятся самые различные заметки иных авторов рисующие нашу жизнь, жизнь нашей молодежи в семидесятые годы прошлого столетия, повествующие о молодости, о нашей с вами молодости, дорогие друзья.

      2. Предисловие – монолог, позаимствованный из разговора

      В 1975 году в августе начали заселять только что построенное общежитие на проспекте Вернадского. Это сейчас ему дали название Дом студента на Вернадского. А тогда общежитие и было общежитие, у нас ему сразу же присвоили название «Крест», которое мгновенно переросло в «Кресты». Характерная форма здания сама просилась на язык. К первому сентября вышел номер многотиражки «МГУ», которая не могла не отметить появление новой общаги. Начиналась статья диалогом