Умереть – это не страшно. Марина Скрябина

тоже. Тем страшнее было на следующий день, когда Алиса внезапно очнулась. Вдруг раз! И открыла глаза. Но это будто была не моя дочь, а ничего не соображающее растение, которое не говорило, а издавало лишь нечленораздельные звуки. Ее речь была бессвязной! Она не могла ответить даже на простейшие вопросы.

      И ЗАБЫЛА СВОЕ ИМЯ!

      А вдруг дочь останется такой навсегда?

      Я на себе вытаскивала Алису в коридор, чтобы довести-донести до общего туалета, под сочувственные взгляды шести соседок по палате, и так же под их гробовое молчание водворяла ее обратно на непростиранное, драное больничное тряпье со старым вонючим тюфяком-матрацем и комковатой подушкой. Завхозами больницы растаскивалось все подчистую. Хорошо хоть никакими расспросами бабульки-соседки меня не донимали.

      От врачей я узнала, что для нас с дочерью испытания не закончились, ведь налицо, как ни крути, попытка суицида. По закону Алису должны тут же поставить на учет в психдиспансер. В советское время сняться с такого учета было практически невозможно. И тогда – прощай институт, прощай нормальная работа, ведь при поступлении требуется справка, что ты не состоишь на учете психиатра. Что бы оставалось моей единственной дочери, моей кровиночке? Подъезды мыть? Не такой участи я хотела для нее.

      Так уж повезло до этого момента, что мне ни перед кем не приходилось прогибаться, а сейчас пришлось унижаться перед врачами и психиатрами, атакующими меня и непутевую Алиску, кланяться им в ножки, давать взятки… То есть пройти все круги, чтобы дочь отпустили домой, а не положили в психушку, где плохая наследственность от папочки Леши, не оставила бы Алисе никаких шансов. Там из нее попросту могли сделать овощ. В советское время психушку боялись, как огня. Страхи сами собой витали в воздухе. Но местные врачи строго-настрого наказали, чтобы в ближайшее время я глаз с Алисы не спускала, иначе попытка суицида может повториться. Наверняка повторится.

      Я и сама это понимала. Взяла отпуск за свой счет и сидела с дочкой дома, отвлекая ее от дурных мыслей чтением книг вслух и прогулками по парку. Мы с Алисой пекли пироги, вязали шарфики, шили ей новое летнее платье… Даже в магазин я отправляла мужа, который перманентно существовал рядом, но мало проявлял внимания и заботы по отношению к нам обеим, а после выписки из больницы – вообще ушел в загул: приходил домой пьяный, дебоширил, хотя врачи запретили нервировать Алису. Любой инцидент мог вызвать срыв и новую попытку суицида с ее стороны. И тогда постановка на учет в психодиспансер – неизбежна.

      Когда муж в очередной раз пришел пьяным, начал орать и громить все вокруг, я поймала себя на шальной мыслишке, что хочу его убить. Из-за ребенка, которому нельзя волноваться, я захотела убить мужа Алексея прямо сейчас, сию же минуту! И потом этих мыслей испугалась: ну, убью, а дальше что? В тюрьму? А с кем психически неуравновешенная дочь останется?

      И я приняла решение, которое назревало несколько последних лет: развестись с мужем немедленно, а на сегодняшний